Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Давыдов все это говорил, лицо Багратиона светлело, светлело и даже вовсе расплылось в улыбке.
— Молодец! Дай поцелую. — Поцеловал. — Жди.
Багратион тут же пошел к Кутузову. Начал с того, с чего и Давыдов. Мол, французская армия растянулась на сотни и сотни верст… И передал все слово в слово о просьбе Дениса Давыдова.
Выслушал Кутузов Багратиона:
— Фантазии разные…
Кутузов только что принял армию, готовился к бою и берег каждый отряд солдат.
— Ваша светлость, — обиделся Багратион, а был он на редкость вспыльчивым, — фантазии в том, что часто мы собственной выгоды не разумеем! — И потом уже тише: — В этом деле есть полный резон. Тут выйдут большие последствия.
— Ну ладно, голубчик, ладно. Я же ведь так. Чело-век-то надежный твой подполковник? Говоришь, из гусар? Им бы пыль по глазам начальству..
— Надежный, ваша светлость. Пять лет у меня в адъютантах был.
Подумал Кутузов:
— Ладно, может, и вправду дело будет сие значительным.
Распорядился Кутузов выделить Давыдову 50 гусаров и 80 казаков.
Так возник первый партизанский отряд. Русская армия отошла дальше, а Денис Давыдов ушел в леса.
Немало причинили партизаны вреда французам. Фельдмаршал вскоре оценил мудрое предложение Давыдова и теперь уже сам стал отправлять отряды солдат в тыл к неприятелю.
К солдатам все чаще и чаще присоединялись крестьяне. Опи и сами создавали свои отряды. Сотни крестьянских отрядов разили теперь врага.
Как в половодье рока сокрушает плотину, так и тут — на войне народной — прорвался крестьянский гнев. Спустя два месяца, когда русская армия уже перешла в наступление, Кутузов распорядился вызвать в ставку к себе Давыдова.
Он долго смотрел на гусара. Наконец произнес:
— Тут я как-то при жизни князя Петра назвал твой маневр фантазией. Прости старика. Только не думай, что я от слов своих отрекаюсь. То, что свершилось, доподлинно есть фантазия.
И так же, как тогда князь Багратион, подошел и крепко расцеловал Дениса Давыдова.
Туда и обратно
Слухи о доблестных делах партизана Дениса Давыдова катили в русскую армию валом. Один за другим. То обозы с порохом перехватили, то разогнали идущую артиллерийскую часть. То схвачен курьер с бумагами очень ценными, то сам Давыдов в бою отличился — зарубил, как слизнул, четырех французов.
Стал молодой корнет Васильчиков мечтать о том, чтобы и ему попасть к партизанам. Эскадронного командира просил:
— Отпустите к Давыдову!
К полковому начальнику бегал:
— Отпустите к Давыдову!
Однако начальники не отпускают. Подумал корнет, подумал, взял и ушел без разрешения. Правда, оставил записку. Мол, не считайте, что я дезертир. Не могу я — ушел к партизанам.
Стал пробираться он в Гжатский уезд, туда, где были отряды Давыдова.
Едет, думает о Давыдове. Представляется ему партизанский начальник заправским гусаром, в гусарской куртке, в шнурках гусарских, в гусарской шапке с лихим султаном.
Добрался корнет до Гжатска удачно. Разыскал партизанский отряд. Вернее, партизаны у Гжатска его схватили и привели к Давыдову в лагерь.
Глянул корнет на Дениса Давыдова: а где же гусарская куртка, где султан и галун гусарский?! Стоит перед ним настоящий мужик. Борода крестьянская, кафтан крестьянский, даже кушак крестьянский.
Растерялся Васильчиков. Забыл и представиться. Смеется Давыдов:
— Честь имею, подполковник Давыдов. Слушаю вас, корнет.
— Васильчиков, — пискнул Васильчиков.
Устал он с дороги, отправился спать.
Уложили его под сосной на шипели, укрыли каким-то рядном. В общем, началась жизнь партизанская.
Утром стал Давыдов его поучать:
— Что важнейшее для партизана?
Разводит корнет руками.
— Внезапность, — отвечает Давыдов. — Какая позиция самая лучшая? — И опять отвечает: — Непрерывность в движении. В чем партизана главная сила? Бить не числом, а умением.
И вот — походы, походы, переходы, ночевки в лесах. То мокнешь под ливнем, то зябнешь от стужи, то спишь на сырой земле. То рано утром с врагами встреча, то поздно вечером негаданный бой, то ночью — уснул — тревога.
Непривычен к такому корнет. Стал он жалеть, что ушел из части. Покрутился еще с неделю, взял и покинул партизанский отряд. Даже записки и той не оставил.
Вернулся Васильчиков в армию.
Еще в те дни, когда он исчез, в армии было целое дело. Самовольство для офицера — серьезная вещь. Доложили тогда Кутузову об уходе корнета.
Доложили теперь о его прибытии.
Выслушал Кутузов, распорядился:
— Наказать за самовольный отъезд. — Потом подумал и строго добавил: — А за то, что вернулся, за это — вдвое.
Награда
Много прославленных имен среди командиров партизанских отрядов: офицер Сеславин, простой крестьянин Герасим Курин, рядовой гусар Федор Потапов, по кличке Самусь, сельский староста Стулов, солдат Еременко, отставной майор Емельянов — в прошлом крепостной крестьянин, ветеран суворовских войн, произведенный за геройство Суворовым в офицеры.
Как-то в какую-то итальянскую часть приехал из шта-ба Наполеона посыльный. Тут-то зашел разговор еще об одном русском герое, о молодом штабс-капитане артиллерии Александре Самойловиче Фигнере.
Лихость в Фигнере потрясающая… Он и в бою всегда впереди, и в походах не знает устали, и на расправу с врагом жестокий, он и в разведку без страха ходит.
Фигнер даже в Москву к французам ходил, переодевшись, правда, крестьянином.
Много беспокойства причинил Фигнер со своим партизанским отрядом французам. Слух об отважном штабс-капитане дошел даже до Наполеона. За поимку Фигнера император назначил большую сумму.
Приехавший к итальянцам из наполеоновского штаба офицер привез особую весть: где-то здесь, в местных лесах, скрывается Фигнер.
Заволновались итальянцы. И страшно, и вот бы прославиться — взять и поймать злодея. Вот был бы сюрприз императору! К тому же… награда.
— Поймаем его! — кричат итальянцы. — В наших жилах римская кровь!
Собрались одни офицеры. Рядовых с собой не брали. Не хотели делить богатства.
Подумал посыльный и тоже решил поехать. Интересно, что из того получится. А вдруг…
Тронулись итальянцы. Рыщут они по соседнему лесу. Нет, не видно партизанских примет. Направляются в лес, что подальше. И там все спокойно и тихо. Едут верст за десять в крутые балки. И там неудача.
Не хочется им возвращаться с пустыми руками домой. Да день на исходе. К тому же устали. И есть хочется. И дорога домой неблизкая.
«Да, пора бы домой», — понимает и Наполеонов посыльный. Да только в эту минуту что-то, как назло, за язык его дернуло:
— А не там ли они, вон за полем, в дубовой роще?
И офицеры