— Ничего.

— Нет, ты держишь что-то в руках. Покажи мне, что там у тебя.

Миссис Портер позвала мужчину, который торчал в дверях.

— Поди сюда. Посмотри, нет ли у нее какого оружия.

Эдлин подняла на нее свои неземные глаза.

— Вы имеете в виду, у меня может быть меч или что-нибудь вроде этого? Но у меня же такие маленькие руки.

— Покажи, что ты там прячешь.

Когда она нагнулась и разжала пальцы Эдлин, то стала вопить не переставая, а из ладоней Эдлин побежало по рукам миссис Портер с полдюжины коричневых пауков, забираясь в рукава, за шиворот, в вырез платья.

У Харриет сложилось впечатление, что только у нее в этом доме осталась способность здраво мыслить. Леди Паулис впала в необъяснимую истерику, когда обнаружила в коробке ободок Эдлин. Служанки, да и некоторые лакеи всхлипывали по углам, поддерживая друг друга. Они, судя по всему, были убеждены, что мисс Эдлин уже никогда не вернется к ним. Герцог заперся у себя в библиотеке, пребывая, пожалуй, в худшем настроении с тех пор, как она познакомилась с ним. А это значило многое, если учесть, что он никогда не был особо жизнерадостным созданием. Он тоже боялся за Эдлин, а ощущение своей беспомощности только усугубляло его состояние.

Харриет немного успокоилась, когда в половине восьмого герцог отправился на прогулку в сопровождении лорда Хита и одного из помощников сэра Дэниела, которого Харриет помнила еще с тех времен, когда сэр Дэниел был на службе. Гриффин сошел бы с ума, сидя в своей библиотеке всю ночь напролет, накручивая себя. Если бы она не дала герцогу слово, то и сама отправилась бы в какой-нибудь притон в Спитл-филдсе или Уайтчепеле. Но если Ник Райделл решил принять участие в этом деле, то каждая проститутка, каждый воришка и каждый ночной сторож в Лондоне будет рад оказать ему услугу. Однако Харриет понимала, что и она может помочь. У нее тоже есть друзья. Но Нику все вокруг были обязаны, Ника ей не обскакать.

Лучшие силы светского общества и лондонского дна заняты поисками Эдлин. Ее похитители, очевидно, понятия не имели, с кем связались. Но Харриет не было, их жаль, они получат свое. Она только хотела, чтобы леди Паулис перестала плакать и, чтобы герцог не пытался взвалить все проблемы этого мира на свои могучие плечи.

— Так много сделано уже! — воскликнул Франкенштейн. — Но большего еще добьюсь я.

Мэри Шелли. «Франкенштейн»

Когда Гриффин вернулся почти через восемь часов, в городской резиденции было тихо как в могиле. Он прошел прямиком в библиотеку, зажег свечу и заметил Харриет, которая заснула прямо в кресле. Угли в камине уже выгорели. Гриффин снял куртку и накинул ей на плечи. Не было никакого смысла будить ее.

Он не мог сказать ей ничего такого, что не могло бы подождать до утра. Каждый попрошайка Лондона, каждый юнец с улицы заявлял, что видел девушку, которая по описанию была копией мисс Эдлин, и каждый раз их подсказки заводили, порой и в буквальном смысле, в тупик.

Он выглянул в окно в надежде, что Харриет все же проснется. Ему хотелось выговориться, хотелось рассказать ей, где он побывал. Гриффин встал и подошел к полкам с книгами, без особого интереса разглядывая корешки аккуратно расставленных фолиантов. Неужели его брат действительно читал что-то из этих томов, когда приезжал в Лондон? Стоял ли он вот так же перед полками, на этом самом месте? Протягивал ли руку, чтобы взять книгу… например, книгу Харриет? Нет, конечно же, нет, эту книгу Гриффин сам туда положил. Положил в тот памятный вечер, когда Эдлин в последний раз приезжала проведать их из академии. Гриффин и не заметил, как с «Франкенштейном» в руках оказался за столом и задумчиво листал потрепанные уже страницы.

Вдруг одна из страниц привлекла его внимание.

«Ты должен сделать мне женщину, с которой я мог бы жить, обмениваясь симпатиями, так нужными моему существу».

Гриффин поерзал в кресле.

Какая, однако, занимательная тема. Каково это — быть искусственным созданием, обреченным на одиночество?

Каково быть таким отталкивающим, что ни одна женщина не сможет полюбить тебя? Каково просить своего создателя, который считает тебя исчадием, исторгнутым собственным злым гением и недостойным предстать перед людьми, сделать тебе подругу?

Гриффин перевернул страницу, интерес его к книге заметно вырос.

— «Почему каждый мужчина, — читал он вслух, — имеет жену для нужд своих, каждый зверь гуляет с подругой, а я обречен, быть один?»

Гриффину стало любопытно, как часто Харриет перечитывала эту страшную и захватывающую историю о несчастной любви. И почему именно эту страницу она сочла такой важной, что заложила обрывком старого письма? Он бросил взгляд на кресло, в котором спала Харриет. Если он глянет одним глазком на записку, то ведь это не будет вмешательством в личную жизнь. В конце концов, она сама предлагала книгу ему и Эдлин, да и что он может найти там, кроме очередного списка, который надиктовала его тетушка?

Обрывок письма был написан отнюдь не легким почерком Харриет. Гриффин расправил листок с оборванными краями и разобрал почерк Эдлин. Это был обрывок из ее дневника.

«Я встретилась с Розалией Портер сегодня вечером на балу. Дядя помешал нам, хотя разговаривай я с козлом, он и то бы не заметил. А вот хорошенькая компаньонка бабушки… она, кажется, заметила…»

И все.

Что это? Имеет ли это какое-то отношение к делу?

По крайней мере, у них появилось имя, которое можно увязать с расследованием. Конечно, эта женщина вполне может оказаться законопослушной горожанкой, и в этом случае найти ее будет нетрудно. Скорее всего, она была в списке гостей, на вечеринке в особняке Грейсона и ее уже опрашивала полиция. Возможно, в академии у нее учится дочь одного возраста с Эдлин. Не стоит надеяться на чудо. Это всего лишь имя. Но это имя может помочь сэру Дэниелу в расследовании.

Интересно, видела ли это Харриет?

Гриффин поднялся на ноги, подошел к креслу и осторожно потряс Харриет за плечо. Она открыла глаза, сонно улыбнулась ему, пробормотала неразборчивое приветствие и снова закрыла глаза.

— Харриет, проснись, прошу тебя. — Он снова потряс ее за плечо. — Мне нужно…

— Нельзя же заниматься этим каждый раз, когда тебе приспичит… — Она протянула руку и погладила его по щеке. — Ступай.

Гриффин поправил куртку, сползшую с плеч Харриет.

— Мне нужно спросить тебя кое-что о «Франкенштейне».

Харриет повернулась, рука скользнула вниз, повиснув точно плеть. Ее белые хлопковые чулки спустились до колен, простое муслиновое платье коричневого цвета помялось и задралось до бедра. Гриффин откинул тяжелые рыжие пряди, чтобы видеть ее лицо.

— Ты нужна мне, Харриет. Она снова приоткрыла глаза.

— Что, прямо здесь? Прямо сейчас? Нет, ну я не могу, мне надо…