– Я… я не помню. Пока не помню.

– Итак, преступление было тяжким, а ты его не помнишь. И ты так и не сумел доказать, что видел статую богини Афины собственными глазами. Пусть и в прошлой жизни.

Мальчик растерялся, пытаясь угнаться за учителем, который мерил площадь размашистым шагом. Он неуверенно опустил плечи.

– Я видел ее. Поверь мне. Если откопать статую, можно найти шрамы, которые оставил мой меч во время того великого сражения.

– Шрамы, да? А как тебя звали в твоей прошлой жизни?

Мальчик-император взял учителя за руку.

– Меня звали Киклад.

Этиос сжал его руку. Толпа вокруг становилась все плотнее, и евнух все убыстрял и убыстрял шаги.

– Когда я умирал, так и не исполнив своей клятвы, я заревел. Я ревел и ревел, и из горла моего вырвалась буря.

Этиос дернул ребенка за руку, прорываясь через толпу.

– Ой! Этиос, ты сделал мне больно!

Наставник промолчал.

– Я даже думаю, что он может быть где-то рядом, Этиос. Здесь, в городе. Ты поможешь мне, Этиос? Поможешь?

Учитель потрепал мальчика по спине.

– Я помогу тебе, мой повелитель. Я помогу тебе на твоем пути.

Той ночью разыгралась гроза, словно боги оплакивали его судьбу. Ему снова приснилась буря. И, проснувшись, он взобрался на стены Феодосия, чтобы посмотреть на вспышки огромных молний над городом.

Но то, что ему представлялось раскатами грома, оказалось грохотом боевых барабанов.

Киклад стоял на стене, промокнув до нитки, и вслушивался в рев боевых рогов. Он увидел пламя – это плывущие на кораблях через Босфор солдаты держали факелы. Кто на этот раз? Болгары? Сарацины? Для себя он не видел разницы.

По всей стене стражники занимали свои посты. Лучники натягивали луки, а на кораблях византийского флота заполняли горючей смесью трубы.

У Золотого Рога всегда натягивали огромную железную цепь, защищавшую бухту от нападений с моря. Сейчас она была поднята, так что торговые суда оказались в ловушке. Пряности и слоновая кость из Египта, шелка и драгоценные камни из Китая, меха и янтарь северных стран – все товары были сложены на причале, соблазняя врага поскорее высадиться на берег.

Черные корабли подошли ближе. По стенам полетел приказ. Лучники наложили на тетивы зажженные стрелы, а византийский флот отошел от причалов.

Вперед!

Корабли защитников дружно изрыгнули длинные языки горящей нефти, заливая суда противника волнами пламени. На стороне Византии была самая страшная сила – греческий огонь. Пламя, которое горит даже в воде. Пышущая ярость, память о которой запечатлели легенды.

Словно огненнокрылые ангелы, вражеские солдаты перелетали через горящие борта кораблей и падали в темные воды Босфора. Их пылающие тела опускались на песчаное дно, на глубину, и отсветы огня постепенно гасли, словно звезды на заре.

Из завесы дождя вынырнул стражник. Он схватил мальчика за плечо и потянул за собой.

– Пойдем, повелитель. Здесь слишком опасно. Ты окружен врагами со всех сторон.

Киклад стоял в тени колонны и ждал своей участи. Перед ним возвышался Этиос. Наставник приподнял полы одеяния, показывая живот.

– Надеюсь, теперь ты видишь, что я вовсе не евнух.

Киклада волновало совсем другое.

– Атанатос…

Волшебник поклонился, словно услышал комплимент.

– Я польщен, что ты запомнил мое настоящее имя.

Киклад бросился на врага, но толпа евнухов его удержала.

– Дело в моем настое, дорогой Киклад. Моем эликсире. Так я продолжаю жить. Я пью его, и моя память передается потомкам. Но вот как удается возрождаться тебе? Ты – настоящая напасть. У тебя нет никакого эликсира. Но ты возвращаешься, чтобы отомстить, словно призрак, который не знает покоя. Сотня лет – и вот ты снова являешься на свет, будто солнце в рассветный час. Снова, и снова, и снова. Так что есть у тебя, чего лишен я сам?

– Вскоре у тебя не станет и империи. Я позаботился об этом.

Атанатос ударил его по лицу.

– Что ты сделал?

Киклад улыбнулся и облизнул окровавленные губы.

– Я написал Шарлеманю, Карлу Великому. Он оберегает моего сына. И сейчас готовится объявить новую Священную римскую империю, которая поглотит твое царство. Помирись с сарацинами, Атанатос. Потому что вскоре тебя прогонят к ним.

– Это не важно! – раздался резкий женский голос.

– Мама…

Подошла императрица Ирина и встала рядом со своим любовником. В руке она держала меч, отсвечивающий алым – клинок только что вышел из горна. Женщина протянула меч Атанатосу, который с улыбкой принял оружие.

Мать поцеловала юношу в щеку.

– Это не важно, мой милый сын. Ты вырос в хорошего мужчину, но в этой жизни твой путь закончен. Когда ты вновь вернешься в этот мир, все изменится. И ты снова будешь одинок и растерян, как прежде.

Без предупреждения Атанатос вонзил горящий меч в лицо врага. Лезвие пробило обе глазницы, выколов Кикладу глаза.

Ген потерянно смотрел на белую лужицу своей судьбы на дне лабораторной колбы. Сосуд с воспоминаниями ждали за дверью. Ген закупорил колбу и обтерся носовым платком.

Запах Мегеры до сих пор витал в кабинете. Казалось, его можно было потрогать рукой. Она сказала, что он станет новым Атанатосом? Ложь!

«Мы – Киклад!»

16.12

Норт понятия не имел, где находится Четвертая авеню. Он сидел, уронив гудящую голову на уставшие руки. Разноцветные линии на карте города, казалось, насмехаются над ним. Дрожат и извиваются, словно струны на музыкальном инструменте. Вот-вот сорвутся с листа и расползутся кто куда, так и не указав направления.

Сразу за Чатемом дорога вливалась в магистраль I-90, которая, петляя, вела к Олбани. Туда ему не надо. Троя находилась минутах в двадцати езды от столицы штата, но с какой стороны Гудзона? И как туда добраться?

Он не сумел добиться от карты большего. На карте Троя – всего лишь точка. Как отыскать подъезды к точке?

«Я уже ничего не соображаю. Мне нужно поспать».

Поднося к губам кружку крепкого черного кофе, он заметил, что его руки дрожат. Норт чувствовал себя выжатым как лимон. Сыпучая струйка белого сахара едва не ввела детектива в транс, а черный кофе так и не принес ожидаемого облегчения и бодрости. Нервы сдавали. Радость от найденной ниточки успела иссякнуть. Не было сил ни думать, ни шевелиться.

В углу зала висел черно-белый телевизор, откуда доносился неумолчный рев.