«Что за черт?.. Ну конечно, во французских машинах руль слева!»

Заходя с другой стороны, он кинул одежду и наволочку в багажник, сел, включил зажигание и нажал кнопку стартера.

Двигатель завелся со второго раза. Стрелка датчика медленно поползла вверх – давай, поднажми еще! – миновала среднюю отметку и наконец остановилась чуть ниже желтой черты. В его распоряжении примерно три четверти бака.

Отлично. Бензина хватит миль на двести, которые, при удачном раскладе, он одолеет к полуночи.

Выжав сцепление, Джеймс сдал назад, проехал по аллейке и притормозил перед выездом на деревенскую улицу. Внимательно посмотрел по сторонам: ни единого признака жизни, даже собак нет. Девочка тоже ушла.

Он свернул налево и помчался прочь из деревни. Бросил взгляд в зеркало заднего вида: ни машин, ни мотоциклов. Ни одна душа не заметила его отъезда.

Заходящее солнце по правую руку. Хорошо – значит, он направляется на юг, куда и хотел. Конечный пункт назначения проступал в голове все четче.

Перед ним – прямая, как стрела, дорога, по обеим сторонам ровным строем тянутся деревья, уходя в бесконечность.

Бесконечность. Пока это направление было ничем не хуже любого другого.

– Сколько у тебя еще времени?

Диана рассеянно посмотрела на часы.

– Около получаса.

Джеймс кивнул.

– Хорошо. Тогда опустим скучные подробности про подкуп фермеров и ночевки в сараях. Расскажу в общих чертах.

Он щелкнул пальцами, моментально появился официант.

– Deux limoncelles, s’il vous plaît, – Джеймс улыбнулся. – Диана, ты должна это попробовать. Лимонный коньяк. Вкус невообразимый.

– Невообразимый – это ты.

– Что? В каком смысле?

Она холодно посмотрела на него.

– Джеймс, ты рассказываешь, как убил человека – нет, не смей возражать, это было убийство, – как затем обокрал беспомощную старуху… и вдруг прерываешься, чтобы заказать коктейли.

– Вообще-то, дижестивы.

– Прекрати, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Скольких еще ты убил и обворовал по пути в Ниццу? Полагаю, именно сюда ты и направился?

Джеймс едва заметно усмехнулся.

– Какой же категоричной ты стала, Диана. Ты точно не хочешь сообщить в полицию, что раскрыла убийство десятилетней давности?

– Это просто оскорбительно! – вспыхнула Диана.

– Неужели? Ты ведь первая записала меня в убийцы. Впрочем, в одном ты права: действительно, покинув виллу, я почти сразу решил ехать на Лазурный берег. Рассудил, что игорные дома Ниццы особо не затронет ни война, ни оккупация. И верно. Нацисты поделили Францию на две части, предоставив юг самому себе, и жизнь здесь текла более-менее гладко. Немцы появлялись здесь только по праздникам и делали вид, что приезжают в Ниццу или Канны исключительно по делам. Создавать проблемы не хотел никто. Что же до того, продолжил ли я и в своей новой жизни совершать преступления, скажу тебе так, Диана: мне не было в том нужды. Деньги и ценности помогли довольно долгое время держаться на плаву. Кстати, еще интересный вопрос: как простому деревенскому врачу удалось столько скопить? Возможно, он занимался подпольными абортами или еще чем-то в этом роде.

Подошел официант. Джеймс замолчал и потом еще долго сидел, будто над чем-то размышляя, потягивал напиток и смотрел на проходящих по набережной людей. Диана почувствовала неловкость.

– Будешь рассказывать дальше? – спросила она наконец.

Он легонько побарабанил по столу пальцами.

– Честно говоря, не знаю, – ответил Джеймс холоднее, чем раньше. – Твое обвинение… Оно меня покоробило.

– Ничего не поделаешь, – сдержанно произнесла она. – Зато ты, судя по всему, совершенно не чувствуешь за собой вины.

Он потер переносицу.

– Вот, значит, как? Прости, Диана, но ты рассуждаешь как ханжа. Ты хотя бы представляешь, что творилось здесь летом сорокового года? Когда Франция признала поражение, каждый был сам за себя. Я видел такие вещи, только услышав о которых, ты поседела бы в одночасье.

– Не сомневаюсь, Джеймс, но этот врач… и старуха… Соверши я такое, совесть меня не отпустила бы никогда. Не понимаю, как ты можешь спокойно об этом говорить.

Она с грустью посмотрела на него. Диана не хотела проявлять нетерпимость, однако рассказ о том, как Джеймс застрелил врача и хладнокровно обшарил его карманы, вызвал у нее неприязнь. «А больная старуха? Он воспользовался ее беспомощностью и ничуть не раскаивается».

Джеймс, похоже, прочитал ее мысли.

– Послушай, – начал он, – я понимаю, как все это выглядит в твоих глазах. Но попытайся встать на мое место. Прошло всего несколько часов после боя, в воздухе я убил троих, видел их смерть своими глазами. И, честно говорю тебе, Диана, думал, что та же участь ждет и меня. Выпрыгнув из самолета, я считал те мгновения последними в своей жизни. Когда же добрался до деревни, то пребывал в очень… в общем, в крайне непростом состоянии. Как и любой бы на моем месте.

Диана кивнула, больше самой себе.

– Да. Думаю, я понимаю, – неохотно согласилась она.

– Черт возьми, Диана!

Она вздрогнула от неожиданного удара ладонью по столу.

Посетители за соседними столиками оборачивались и с интересом смотрели в их сторону.

– Я не мог сдаться в плен. Я ведь тебе объяснил. На этом бы жизнь моя закончилась.

– Не повышай на меня голос. А как же старуха? Что о ней говорит твоя совесть?

Он поморщился.

– Да, согласен. Это было отвратительно. Но я не причинил ей вреда. И приложил все усилия, чтобы ее не разбудить.

Диана усмехнулась.

– Тогда ты не открыл бы сейф.

– Наверное. Она умирала, Диана. Содержимое сейфа ей бы больше не пригодилось. Мне оно было гораздо нужнее. Уверен, на моем месте многие поступили бы так же.

– Только не мой отец.

От раздражения и досады Джеймс цокнул языком.

– Пусть так, но ведь твой отец и не дезертировал, да? Послушай, Диана, давай отбросим иллюзии. Ясно как божий день: я уже был сыт всем этим по горло.

– Мой отец воевал четыре года!

– В совершенно другой войне! Совершенно! Мое положение в корне отличалось. Я не сидел в окопе с кучей товарищей, способных меня поддержать. Я был один, вокруг – враги и напуганные до смерти местные, которые знали, что получат пулю, реши они помочь британскому офицеру или дать ему кров. Приходилось надеяться только на себя. Меня только что подстрелили в небе, я все еще пребывал в шоке. И действовал чисто инстинктивно.