Вспоминает о графине и профессор Клаус Трокер:

Эта была замкнутая женщина, очень вежливая, с обаянием загадочности. Когда я шел за парным молоком мимо ее дома, часто видел на веранде. Она меня ласково подзывала и я заходил, не без опаски – из-за ее овчарки. Дом был скромный, но красиво убранный. Мария Дмитриевна дарила мне марки от писем, которые приходили к ней со всего мира. Эти воспоминания стоят как живые предо мною.

Граф, задумавший оставить свой второй дом в Сиузи в дар муниципалитету Кастельротто, незадолго до смерти стал приводить его в порядок и пожелал покрасить его каменные части. Работами занимался штукатур Антон Грёбер. Людвиг Грёбер, его сын, который пошел по стопам отца и тоже работает штукатуром, вспоминает, что долгое время труд отца оставался неоплаченным – скорей всего, потому что у вдовы не было средств. Однако потом, спустя годы, муниципалитет, вступивший во владение домом, заплатил-таки Грёберу.

Дом Бобринских долгое время стоял пустым, а потом в него вселились незаконным порядком посторонние люди. И здесь посмертная воля графа, его стремление к благотворительному делу оставалось забытым, неучтенным…

К сожалению, сегодня этого дома больше нет: на его месте возникли две небольшие виллы. Ни школа, ни детский сад, не здание, имеющее какое-либо общественное назначение… как ему бы хотелось. В 2013 г. муниципалитет Кастельротто принял решение выставить на торги бывший дом графа в двух частях. Аукцион объявили, чтобы использовать вырученные средства для строительства «Дома природного парка», на месте старой начальной школы в Сиузи. Торги выиграли муниципальный советник Кастельротто Кристоф Сенонер и адвокат Альфред Муслер[44]. Больше нет даже знака «Тропа Бобринского», который жители Сиузи некогда поместили, чтобы напоминать о нем. Эта тропа соединяла через луга его виллу и последний дом…

Однако недавно муниципалитет Кастельротто наименовал библиотеку Дома Природного парка именем графа Бобринского…

Когда я навестила Людвига Грёбера, он, несмотря на хлопоты по переезду, любезно нашел время для воспоминаний об Алексее Бобринском. Он был еще мальчиком, когда его отец начал работать на дому у эмигранта. Граф и штукатур стали друзьями. По специальному пункту завещания Бобринской оставил Грёберу великолепное двуствольное охотничье ружье, в роскошном кожаном футляре. К сожалению, ружье это пришлось продать. Людвиг помнил, что у графа в России скончалась первая жена, и он потом приехал в Тироль со своей второй супругой, тоже русской. О второй жене запомнилось, что она вышила узором подушку, на которой покоилась, на смертном одре, голова первой супруги.

Мария умерла 9 июня 1957 г. Ее похоронили в одной могиле с мужем; появилась и металлическая дощечка с ее именем и датами рождения и смерти. Рядом с этой могилой – могила графини Ферзен.

В ноябре 2008 г. в Южный Тироль приехал навестить меня таджик-востоковед Давлат Худоназаров, который желал увидеть также и его надгробие. Вот его впечатления:

На другой день самым ранним автобусом из Больцано я вновь добрался до Кастельротто. Солнце еще не взошло. Безлюдные улочки курортного горного поселка в межсезонье казались совершенно безжизненными, лето позади, а до снежной зимы еще не скоро, тишина, кладбище в полном покое. Можно спокойно размышлять о судьбе графа.

Едва появившиеся из-за холмов солнечные лучи коснулись основания надгробного памятника графу – под боковым светом надпись с его именем проявилась отчетливо. Это было самое благодатное время для обозрения памятника. На нем приобрели рельефность фигурки святых, их пропорции гармонически сочетались с обрамляющим их кругом и с крестом в целом.

Надгробие графу напоминает памятник на могиле Николая Андреевича Римского-Корсакова, который был сделан по рисунку Николая Рериха. Основой для обоих памятников послужил древнерусский крест, именуемый «новгородским». Самый известный, «Алексеевский крест», выполнен во второй половине 14 века по заказу архиепископа Алексея. Однако в отличие от «Алексеевского креста», для которого круг служит как бы ложем, памятник графу ближе в своей основе к более ранним образцам новгородского креста. Крест и круг в нем суть продолжение одного другим, лики святых обрамлены рамками и «вмонтированы» в святой крест, образуя на нем иконостас из пяти икон и строго повторяя своим расположением форму креста[45].

Граф, исследуя народную культуру, интересовался также каменной резьбой, и его изыскания вошли в книгу «Резной камень в России» (Москва, 1916). Особый его интерес вызывали надгробия, и он подготовил особый альбом, куда должны были войти более 200 фотографий – однако из-за революции эта публикация не состоялась.

После смерти ученого его вдова отправила ценнейшие библиотеку и архив этнографа в Прагу, в эмигрантский искусствоведческий институт, основанный Н.П. Кондаковым. Об этом говорится и в некрологе, написанном коллегой Бобринского, Д.А. Расовским[46].

Позднее всё это отправили, как тогда казалось, в более надежное место – в Белград. Однако в апреле 1941 г. югославская столица подверглась бомбардировке нацистской авиации, и книги и бумаги этнографа погибли в пожаре. Вот как рассказывает об этом один из директоров института Кондакова Н.Е. Андреев: «в первом же налете на Белград был разбит бомбами дом, где помещалось отделение Института Кондакова. Погибли Расовский и его жена Ирина Николаевна… Дошли сведения, что часть библиотеки в полуобгорелом виде еще существует. Мы снеслись с Острогорским…. немецкие военные власти в Белграде дали распоряжение погрузить остатки имущества Института Кондакова на военные грузовики и привезти их в Прагу. В один прекрасный день пришли два грузовика с бренными остатками того, что мы туда увозили. Мы договорились с Е.И. Мельниковым и взяли его обратно в Институт на жалованье, чтобы он специально занялся разбором всего, что вернулось, и составил бы полную картину, что привезли и что погибло».

К сожалению, несмотря на неоднократные запросы и поиски Д. Худоназарова и М. Талалая, конкретных следов архива и библиотеки Бобринского в Праге найти не удалось[47].

Смерть графа Бобринского закрыла собой целую страницу истории Сиузи. Однако и позднее здесь продолжали бывать русские эмигранты. Согласно рассказам Доротеи Мораветц на мызе Треффенхоф в Сан-Валентино долгое время проживала ее подруга Маруся Флидер, сестра известного коллекционера Морозова. Он много путешествовал, проводя время преимущественно в Париже. В его собрании находились картины Пикассо, Брака и иных, которые были во время революции национализированы и позднее вошли в состав московского Музея изобразительных искусств им. Пушкина. Флидеры прибыли в Сиузи в 1941 г., и оставались тут несколько лет, однако в 1944 г. их выслали отсюда как «нежелательных лиц». После войны они обосновались в Инсбруке, а их дети уехали в Америку.