Мистер Вальгрев решился заметить, что класс общества, наполняющий эту часть города, едва ли стал бы жить в сообществе с тараканами.

— Оставим в стороне тараканов, Губерт. Я знаю, что в Брук-Стрит живут люди, пускающие к себе жильцов. Возможно ли, чтобы мы с вами жили… Как это ужасное выражение? Бок о бок? Да, бок о бок с наемными квартирами. Напротив, в новой части улицы на землях маркиза Вестминстера…

Мистер Вальгрев поморщился.

— Отвратительные новые дома, — сказал он.

— Иными словами, вы чувствуете отвращение к чистоте и порядочности. Вы сказали почти то же самое. Близ Гросвевор-Плеса мы можем найти дом, в котором мне не стыдно будет принимать моих знакомых, а у нас будут, конечно, вечера, Губерт.

— Вечера, милая моя? Конечно. Я поставлю себе долгом проводить вечера дома, если вы этого желаете.

— Я совсем не то говорю. Я надеюсь, что вы будете дома в послеобеденное время, если мы не будем никуда приглашены, но я говорю об еженедельных званых вечерах.

— О «вторниках» или «четвергах», — сказал мистер Вальгрев, поморщившись опять. — Неужели это вам нравится, Августа? Быть обязанным сидеть дома в известный вечер, зажигать бесконечное число свечей и встречать толпы гостей, входящих как бы исполняя общественную обязанность и не надеясь что их накормят — неужели вы думаете, Августа, что игра стоит свеч? Не слишком ли это скучная забава?

— Не знаю, почему вы думаете, что мои гости будут приходить как по обязанности, — сказала мисс Валлори оскорбленным тоном. — Я надеюсь, что они будут приходить добровольно.

— О, конечно, настолько добровольно, насколько это возможно, но все же, по моему мнению, это скучная затея. Ломай целую неделю голову, придумывай где бы достать что-нибудь новенькое, какого-нибудь пианиста, например, который превзошел своими фокусами всех других пианистов, или литератора, только что напечатавшего книгу, имевшую успех, или астронома, открывшего новую планету, или адвоката, первенствовавшего в последнем сенсационном деле, чтобы гостям было на кого посмотреть. Не шутя, Августа, неужели вам нельзя будет отделываться двумя или тремя обедами и балом в течение сезона?

— Я не понимаю, что вы хотите сказать своим «отделыванием», Губерт. Я всегда рада видеть моих друзей и надеюсь, что они рады видеть меня.

Мистер Вальгрев пожал плечами с видом учтивого равнодушия, что он всегда делал, когда хотел положить конец спору с своею невестой.

Дом был нанят в Мастодон-Кресченте, по контракту на семь лет, дом небольшой в сравнении с другими домами этой части города. В верхних этажах было только девять спален, три ванны и несколько узких коридорчиков, называвшихся уборными. В нижнем этаже была, по обыкновению, столовая, а рядом с ней мрачный склеп, предназначившийся быть библиотекой и кабинетом хозяина. Бельэтаж был занят гостиными, мало чем отличавшимися от гостиных Акрополие-Сквера. По крайней мере Губерт Вальгрев не заметил никакой разницы, когда приехал с своею будущею женой посмотреть, что сделал молодой меблировщик с домом, в котором ему предстояло прожить семь следующих лет. Если бы этот дом был нанят на неделю, он не мог бы смотреть на него равнодушнее, чем смотрит теперь.

— Довольны ли вы, Губерт? — спросила мисс Валлори, высказав свое мнение о ковре и изгнав стул или два.

— Если вы довольны, Августа, то и я доволен. Все такие гостиные похожи как две капли воды одна на другую. В летнем доме сэра Даниэля Дунди в Ричмонде нет вовсе гостиной. Ее место занимает большая библиотека с итальянским окном, выходящим на Темзу, и если бы я убирал дом по своему вкусу, я не сделал бы гостиной. Самую большую комнату в доме я сделал бы библиотекой, но если бы судьба обрекла меня иметь много знакомых, я стал бы принимать их в цветочной комнате.

— Надеюсь, что в этом доме вы будете в состоянии удовлетворить свои вкусы, — сказала Августа. — И мне хотелось бы, чтобы вы говорили о нем не таким равнодушным тоном, как будто это чужой дом.

— Лондонский дом не имеет индивидуальности; по крайней мере новый лондонский дом, — возразил мистер Вальгрев. — Что бы мы у себя ни сделали, я готов поручиться, что мы найдем то же самое у соседа. Мне кажется, что я мог бы войти в любую столовую на этой улице, сесть и считать себя дома, пока не вошел бы незнакомый лакей.

Они перешли во второй этаж и осмотрели главную спальню, потом уборную мистрис Гаркрос, будуар мистрис Гаркрос, ванную мистрис Гаркрос. Уборная и ванная мистера Гаркроса помещались обе в одной комнате в верхнем этаже, куда вела задняя лестница, так как шарадная внезапно прерывалась у второго этажа. К счастью, мистер Вальгрев-Гаркрос был не сибарит. Он не протестовал против задней лестницы.

— Мне очень жаль, что тебе отвели уборную в верхнем этаже, Губерт, — сказала Августа. — Но иначе нельзя было бы расположить удобнее мои комнаты. Будуар бесполезен, если он не рядом с уборной. En revanche[8], я совсем отдаю вам библиотеку и даже велела сделать в ней вентиляцию для куренья.

— Это очень внимательно с вашей стороны, Августа. Я рад иметь комнату, в которой могу выкурить сигару. Я перенесу в нее часть моих книг из Темпля, лишь только мы поселимся здесь.

Они ходили из комнаты в комнату. День был серый, дождливый, омрачавший самые веселые предметы, и Губерт Вальгрев стал до странности молчалив, пока его невеста сидела в своем нарядном будуаре, несколько напомнившем ему другую комнату, оживленную птицами и цветами в такой же мрачный ноябрьский день.

Его невеста была так погружена в рассматривание своих апартаментов, что не заметила происшедшей в нем перемены. Мисс Валлори была в духе: меблировщик угодил ей как нельзя более. Она была довольна употреблением своих денег; она гордилась этим домом, как никогда не гордилась домом отца; она была искренно привязана к человеку, за которого выходила замуж, и надеялась, что эта красивая обстановка и ее богатство будут полезны для его профессиональной карьеры. Безучастие мистера Вальгрева она принимала за манеру обращения, за напускное равнодушие. Она никогда не сомневалась в искренности его привязанности к ней. Мог ли он желать от жены больше того, что находил в ней — красоту, образование, богатство.

Мистер Вальгрев принял имя Гаркроса в начале лета, но свадьба была осенью, блестящая свадьба в одной из самых модных церквей Вест-Энда. Медовый месяц молодые провели в Шотландии, любуясь красотами природы со свойственною им обоим холодностью, и вернулись в Лондон в ноябре. Губерт Гаркрос подчинился почти беспрекословно рутинному образу жизни своей жены. Она не была к нему так требовательна, как были бы многие женщины в ее положении, но она вышла замуж с твердым намерением блистать в обществе. Как мисс Валлори, она была только дочь богатого стряпчего, всегда более или менее стесненная в своих стремлениях ограниченным значением своего отца; сделавшись мистрис Гаркрос, она стала богатою женой человека, стоявшего на широкой дороге к отличиям, и почувствовала что ее общественное положение обеспечено. Самое лучшее общество должно будет отворить ей свои двери, когда ее муж заставит говорить о себе, а в ожидании этого блага она довольствовалась тем, что была важною особой в своем кружке.