– Ну куда вы сейчас поедете? – вскочила я. – Вы на часы посмотрите! Пока до клиники доберетесь, уже ночь будет. Вас же никто не пустит. Давайте я вам такси вызову, и вы на «Развалины» вернетесь, а завтра утром поедете к Ладе извиняться, – уговаривала я ее, решив, что она выпила лишнего и сейчас не ведает, что творит.

Надежда посмотрела на часы и, сев обратно на стул, согласилась:

– Права ты, Таня. Действительно поздно уже. А раз Клава в одной палате с Ольгой, то и нечего их будить, пусть спят. Ну вызывай такси. – Она снова налила себе от души, а встретив мой обеспокоенный взгляд, рассмеялась: – Господи! Да неужели ты думаешь, что меня этим можно с ног свалить? Попробовала бы ты в овощной палатке, всеми ветрами продуваемой, зимой поработать, соленые огурцы и помидоры из ледяного рассола доставать, с капусты мерзлой листы обдирать. Стоишь на деревянном настиле, на ногах валенки с галошами, внизу – штаны ватные, сверху – ватник, а под ним, как та же капуста, закутана. На голове платок пуховый, на руках перчатки с пальцами обрезанными и, словно в насмешку, фартук на тебе болоньевый. А обогреватели-то не современные были, да и толку от него никакого. Если только верхом сесть. А так забросишь внутрь граммов пятьдесят, на некоторое время теплее становится. Замерзнешь снова – вторую порцию. А ты хочешь, чтобы меня от этой малости да под хорошую закуску развезло? – И она лихо выпила.

С такси у нас ничего не вышло. Нет, заказ готовы были принять, но за таки-и-ие деньги, что меня оторопь взяла. А Надежда аж взвилась!

– Нет, я понимаю, что ехать далеко и ночной тариф, но они совсем уже оборзели! Лучше уж я на вокзале ночь пересижу!

– И я не могу вас отвезти, потому что хоть немного, но выпила. Но сидеть вам нигде не придется, – успокоила ее я. – Я сейчас кресло-кровать разложу, и вы чудно переночуете.

– А не помешаю? Ты не стесняйся! Скажи!

Я только отмахнулась и пошла в комнату. И тут я поняла, что погорячилась – я как-то забыла про коробки. Пришлось нам с Надеждой в четыре руки их перетаскивать, чтобы освободить немного места. Но, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным – Надежда храпела так, что уснуть не было никакой возможности.

Я задремала только под утро и была разбужена звонком моего сотового, который почему-то мигом заткнулся, зато из кухни раздался гневный, хотя и приглушенный голос Надежды, распекавшей кого-то за то, что звонит так рано. Я глянула на часы и удивилась: ничего себе рано! Да уже двенадцатый час! Я переместилась в кухню, и Надежда, глянув на мой невыспавшийся и помятый вид, смущенно спросила:

– Я храпела, да?

– Не то слово! – выразительно произнесла я. – Вы бы предупредили, я бы хоть ватой уши заткнула.

– Ну прости, – пробурчала она. – Забыла. Все же знают, вот я и не подумала, что ты не знаешь. Ты себя в порядок приводи, а я пока завтрак накрою.

– Кто звонил-то? – поинтересовалась я, направляясь в ванную.

– Да Люся! Сказала, что попозже перезвонит.

– Я сейчас душ приму и сама ей перезвоню. Значит, она все написала, вот мы все вместе в клинику и поедем.

– А что написала? – встрепенулась любопытная Надежда.

– А увидите! – интригующе пообещала я.

– Да что ты мне все «выкаешь»? – возмутилась она. – Обращайся, как все, на «ты».

– Ну если ты настаиваешь! – рассмеялась я.

Прохладный душ меня несколько подбодрил, и я уже не чувствовала себя такой сонной. Позвонив Люсе, я узнала, что она уже все написала и сейчас они с отцом стоят на низком старте в ожидании момента, когда можно будет ехать в клинику. Я предложила им для начала приехать ко мне, а уже потом всем вместе отправиться дальше. Чашка крепкого кофе окончательно привела меня в рабочее состояние, и даже плотный завтрак, почти насильно впихнутый в меня Надеждой, не нарушил этого состояния. Я предложила не затеваться с посудой, а сразу спуститься вниз, чтобы там подождать остальных, но разве она могла оставить ее невымытой?

Наконец, мы оказались внизу, а вскоре и Люся с отцом подъехали. Если кто-то думал, что Маша отпустила их одних, то он сильно ошибался! Она тоже там присутствовала, то ли в качестве почетного караула, то ли в качестве охраны. Может, она решила, что пропадут они без нее? А что? С нее станется. Люсин отец оказался совсем не похож на еврея – видимо, не в мать пошел. Это был довольно высокий, представительный мужчина в очках самого профессорского вида. Присмотревшись к нему, Надежда воскликнула:

– Мишка! Это ты, что ли?

– Я, Надя, – улыбнулся он. – А ты совсем не изменилась.

– А вот по тебе не скажешь, – покачала головой она. – Был тощий, как оглобля, а теперь настоящий барин.

– Положение обязывает, – просто объяснил он.

– Люся, давай мне письмо, – попросила я и, убирая его в сумку, спросила: – Ты его в одном экземпляре написала?

Но ответить она не успела, потому что встряла вездесущая Маша:

– Я заставила две ксерокопии сделать. Если Ольга Николаевна письмо порвет, то они в запасе будут.

– Давай обе мне, – попросила я и убрала их тоже, а потом предложила: – Дамы и господа! Занимайте места и поехали уже, наконец.

Впереди села, само собой, Надежда, как самая крупная из пассажиров, а девушки и Люсин отец сзади, и мы поехали.

То ли в клинике внизу дежурили медсестры, не получившие распоряжения хватать и не пускать, то ли при виде решительно настроенных Надежды и Марии, чье лицо еще носило некоторые признаки рукоприкладства, они решили не рисковать, но в терапию нам с боем прорываться не пришлось. Оставив остальных в коридоре, мы с Надеждой вошли в палату – Дмитрий был, естественно, там. Он грозно поднялся нам навстречу, чтобы выпроводить обратно, но я остановила его:

– Мы по делу!

Он смирился и снова сел на стул, но глаз с нас не спускал. Несмотря на его присутствие, я чувствовала себя свободно, а вот Надежда выглядела справедливо побитой старой собакой.

– Клава, ну ты как? – виновато спросила она, но та приняла неприступный вид и не ответила. – Что ж ты мне сразу-то не сказала? Да я же, как Таню послушала, так потом всю ночь не спала! До утра вертелась и все думала, как же я тебя подвела!

Кто бы знал, чего мне стоило не расхохотаться – она не спала! А кто же тогда храпел? Холодильник? Но мне было не до их выяснения отношений. Я подошла к Большаковой, придвинула к ее кровати стул и села. Она внимательно и настороженно смотрела на меня, не понимая, что происходит.

– Ольга Николаевна, – тихонько начала я. – Мы вчера долго разговаривали с Люсей, и она поняла, как глубоко заблуждалась насчет вашего истинного к ней отношения – она же всегда считала, что вы ее не любите. Я объяснила Люсе, что все ваши поступки были продиктованы единственно заботой о ней и желанием вырастить ее сильным и независимым человеком, который ни при каких условиях не пропадет. В последнее время на ее долю выпало много горя, она многое пережила, но и многое поняла. Ей очень хотелось поговорить с вами и объясниться, но ее к вам не пустили, а на ее звонки вы с Ладой не отвечали. Она написала письмо и попросила меня его вам передать. Пожалуйста, прочитайте его, не рвите! Впрочем, можете порвать, если хотите, но предупреждаю, что у меня есть ксерокопия, и тогда я сама прочитаю его вам вслух.