Мысли мои были спутаны, самообличение – беспощадно; страх смерти в моем жалком положении туманил мой ум и леденил душу; и я, в смятении своем, сам не знал, что говорит мой язык. То были скорее бессвязные восклицания в таком роде: «Господи, что я за несчастное существо! Если я расхвораюсь, то, конечно, умру, потому что кто же мне поможет! Боже, что станется со мной?» Из глаз моих полились обильные слезы, и долго потом я не мог вымолвить ни слова…» (Даниэль Дефо, «Робинзон Крузо»).

Графиня Драницкая

«Серафима. Что это было, Сережа, за эти полтора года? Сны? Объясни мне. Куда, зачем мы бежали?.. Я хочу все забыть, как будто ничего не было!..»

«Бег» Михаил Булгаков.

Стремительный приезд на постоялый двор графини Драницкой ломает спокойную и полусонную картину. «Впечатление, произведенное приездом графини, было, вероятно, очень сильно, потому что даже Дениска говорил шепотом…» Красавице-графине-графине, как и всем остальным, нужен купец Варламов. Между делом она успевает заметить мальчика.

«…Егорушка протер глаза. Посреди комнаты стояло, действительно, сиятельство в образе молодой, очень красивой и полной женщины в черном платье и в соломенной шляпе… Вдруг, совсем неожиданно, на полвершка от своих глаз, Егорушка увидел черные, бархатные брови, большие карие глаза и выхоленные женские щеки с ямочками, от которых, как лучи от солнца, по всему лицу разливалась улыбка. Чем-то великолепно запахло.

– Какой хорошенький мальчик! – сказала дама. – Чей это? Казимир Михайлович, посмотрите, какая прелесть! Боже мой, он спит! Бутуз ты мой милый…

И дама крепко поцеловала Егорушку в обе щеки, и он улыбнулся и, думая, что спит, закрыл глаза…»

Революция в России – не смотря на чеховское неверие в нее – все-таки совершится и если после гражданской войны, Егорушка наверняка оказался в далеком Константинополе. Что и кого он вспоминал в своих снах? Скорее всего графиню Драницкую… Ушедшую Россию. Той, которой уже больше никогда не будет.

Здесь любопытно и вот что. Мальчик Егорушка и графиня Драницкая – антагонисты извозчика Дымова и Соломона. Богатырю-извозчику и умному еврею противостоят женщина и мальчик. Трудно сказать, как сложится жизнь первых двух (возможно Дымов и сопьется, а Соломон угодит в сумасшедший дом, ведь далековато еще до революции), но Чехов, собираясь продолжить «Степь», писал, что «графиня Драницкая живет прескверно…» Виной тому некий Казимир Михайлович, который «здорово обирает ее». Что же касается Егорушки, то Григорович советовал Чехову продолжить «Степь» и «описать семью и в ней 17-летнего юношу, который забирается на чердак и там застреливается… Такой сюжет заключает в себе вопрос дня; возьмите его, не упускайте случая коснуться наболевшей общественной раны; успех громадный ждет Вас с первого же дня появления такой книги» (ГБЛ; Слово, сб. 2, стр. 209).

Удивительно?.. Да! Тут дело даже не в том, что сейчас никто не вспомнит ту «наболевшую общественную рану», ради которой юнец пустил бы себе пулю в лоб, а в том, что в реальной жизни обязательно появятся новые «Дымовы» и «Соломоны», а вот силы, противостоящие им в «Степи», по самому Чехову, сходят на нет.

Ночь, длинные ножики и скучное человеческое счастье

«Странная она какая-то», – Чехов в письме о «Степи» Леонтьеву (Щеглову) 22 января 1888 г.

Обоз останавливается на ночь в степи. Дымов рассказывает страшную историю о том, как косари «изрезали» купцов.

«…Дымов стал на колени и потянулся.

– Да, – продолжал он, зевая. – Все ничего было, а как только купцы доехали до этого места, косари и давай чистить их косами. Сын, молодец был, выхватил у одного косу и тоже давай чистить… Ну, конечно, те одолели, потому их человек восемь было…»

Его рассказ короток и конкретен. Дымов не сопереживает ни купцам, ни разбойникам.

К костру выходит незнакомый человек.

«…Все при первом взгляде на него увидели прежде всего не лицо, не одежду, а улыбку. Это была улыбка необыкновенно добрая, широкая и мягкая, как у разбуженного ребенка, одна из тех заразительных улыбок, на которые трудно не ответить тоже улыбкой… Это был высокий хохол, длинноносый, длиннорукий и длинноногий; вообще все у него казалось длинным и только одна шея была так коротка, что делала его сутуловатым…»

После короткого знакомства человека приглашают присесть у костра. В разговоре с возчиками гость – Константин – рассказывает о своей необыкновенной любви к женщине и борьбе за свое счастье.

«…Константин откинул назад голову и закатился таким мелким, веселым смехом, как будто только что очень хитро надул кого-то.

– Гляжу, она с парубками около речки, – продолжал он. – Взяло меня зло… Отозвал я ее в сторонку и, может, с целый час ей разные слова… Полюбила! Три года не любила, а за слова полюбила!

– А какие слова? – спросил Дымов.

– Слова? И не помню… Нешто вспомнишь?..»

Удивительна реакция слушателей на этот рассказ и особенно реакция Дымова:

«…При виде счастливого человека всем стало скучно и захотелось тоже счастья. Все задумались. Дымов поднялся, тихо прошелся около костра и, по походке, по движению его лопаток, видно было, что он томился и скучал. Он постоял, поглядел на Константина и сел… Дымов подпер щеку рукой и тихо запел какую-то жалостную песню. Константин сонно улыбнулся и подтянул ему тонким голоском. Попели они с полминуты и затихли…»

Здесь очень интересно то, что все герои «Степи» воспринимают счастье как что-то скучное и малоподвижное, как застоявшуюся теплую воду в пруду. Оно не освежает, а усыпляет. И поэтому оно чуждо активному Дымову. Ведь «попели с полминуты и затихли». Тут уместно вспомнить революционера Матвеева из «По ту сторону» Виктора Кина, ведь жизнь в доме влюбленной в него Вари тоже кажется ему скучной. Ручеек человеческой энергетики не хочет течь в застоявшийся пруд. И он течет туда, куда его направляют другие силы.

Чем все-таки «странна» чеховская «Степь»?

Я не вижу в рассказе Константина о любви никакой поэтики. Скорее, он рассказывал о своем упрямом стремлении к счастью. А «слова забыл…» это все равно, что забыть дорогу, которая и привела человека к его счастью. Но возможно ли такое?..

Ночь… Необъятная, как мир, степь. Горит костер и человек рассказывает о счастье. На мой взгляд, тут стоит задуматься и о беззащитности этого счастья. Россия тысячу лет воевала со Степью и называла его Диким Полем. Конечно, уже давно исчезли половцы и монголы, а разбойники, о которых рассказывал Дымов, не такие уж частые гости в Степи. Да и сами возчики, рассказывая