заметил, как к одной из женских стаек подошел мужчина, перекинулся с ними парой фраз. Одна из женщин поднялась, взяла фонарь и повела его в ночь. Так вот почему Чжу сказал, что заведение не закроется до утра!

— Это же шлюхи.

Чжу оторвался от наблюдения за парочкой стражников, которые только что вернулись в усадьбу с кувшином вина.

— Милые девочки. Они нас не оплевали, заметь. Надо будет оставить на чай.

Оюан взъярился, едва вспомнив об этом инциденте. В памяти повсплывали все случаи, когда люди отворачивались от Чжу на улице, здесь или в Тайчжоу. Даже уличные торговцы иногда отказывались продать ему товар и косо смотрели вслед. Но любая обида скатывалась с Чжу легко, как вода с соломенного плаща.

— Неужели тебе наплевать, когда с тобой так обращаются? Он же даже не поздоровался по-человечески! У него на лбу все было написано: если бы одновременно с тобой в тот чайный дом забрела бы собака, он уж точно сначала выпинал бы оттуда тебя.

Большую часть времени взгляд Чжу казался ему непроницаемым, как у насекомого. Словно невидимые вторые веки скрывают работу мысли от посторонних. Но внезапно глаза Чжу ожили:

— Мне вовсе не наплевать. С чего бы? Кому понравится, когда его ненавидят. Однако я таков, каков есть. Я прошел долгий путь, чтобы стать собой. Человеком, который не только может взять, но и возьмет то, о чем они все лишь мечтают. А пока мне надо жить так. Я не собираюсь прятаться, лишь бы никто не плюнул и не отвернулся. Если цена моей мечты — всеобщее осуждение, я охотно заплачу эту цену.

Флейта шлюхи пела тонким, приглушенным голосом, от которого у Оюана сводило скулы. Чжу мягко произнес:

— Я желаю. И мне хватает сил. Но бывает тяжко. Глотать оскорбления, преодолевать всеобщее презрение… Думаю, вам это чувство знакомо, генерал.

Оюан пристально поглядел на худое, некрасивое, раздражающее лицо, и вдруг его пронзило чувство странного узнавания. Словно он посмотрел в зеркало, а из бронзовых глубин на него взглянула его собственная душа — не ненавистная плотская оболочка. Ощущение было не из приятных. Он хотел одного — избавиться от Чжу. А их все время сталкивало лбами. Словно двух воинов нанизало одно копье.

Генерал рывком отпрянул от стола и прошипел:

— Почему эта бездарная сучка играет так громко? Хочет впечатлить посетителей навыками игры на флейте?

Абсолютно прозрачная попытка перевести разговор на другую тему. Но, к облегчению Оюана, Чжу подхватил:

— Полагаю, многим мужчинам искусная игра на флейте по нраву.

Он произнес это так серьезно, что Оюан в первый момент даже не понял. Потом до генерала дошло. Сначала перед его внутренним взором возникла картина: генерал Сюй запустил руки в волосы Чжу. Картина слегка изменилась, и Оюан чуть не сгорел заживо со стыда. Он брякнул:

— А генерал Сюй как, искусен в игре на флейте?

Как только Оюан увидел острую вспышку интереса в глазах Чжу, у него упало сердце: он понял, что этим вопросом подставил самого себя, и только. Но Чжу просто сказал:

— Честно, ему медведь на ухо наступил. Берите еще цыпленка, вкусный. — Он окинул улицу задумчивым взглядом. — Видели, там дальше по улице конюшня? Слуги ходили проведать лошадей. Бьюсь об заклад, завтра мальчик отправится на верховую прогулку.

Он встал и двинулся к куртизанке с флейтой. Оюан с растущим недоумением наблюдал, как они болтают. Из рук в руки переходили монеты. Наконец Чжу вернулся, положил на стол флейту и поставил два маленьких горшка.

— Какая милая девочка. Помогла нам. — Чжу открыл один из горшочков, понюхал и скривился. — А вы знали, что, если смешать эти две краски для лица, лицо пойдет волдырями и вы умрете страшной смертью?

— Нет, — ответил Оюан, — не знал.

Чжу улыбнулся загадочной улыбкой Будды:

— Мне жена рассказала. Женщины столько всего знают.

Он вручил Оюану палочку для еды и нож со своего пояса:

— Заточите кончик.

Когда Оюан выполнил его просьбу, Чжу вставил заточенную палочку внутрь флейты, поднес ее ко рту и дунул на пробу. Палочка выстрелила из флейты и вонзилась в ближайший гобелен.

— Похоже, у меня природный талант к игре на флейте, — заметил Чжу и рассмеялся собственной шутке.

Он поднял палочку и смазал кончик содержимым обоих горшочков.

— Думаете, жестокая придумка? Я знаю, как вы, монголы, любите лошадей.

— К счастью для тебя, — ответил Оюан, — я не монгол.

Непроницаемые глаза Чжу сверкнули:

— Вот и хорошо.

* * *

Маленькая кавалькада, которую Оюан наблюдал снаружи у ворот усадьбы, уже удалялась вниз по улице, когда к чайной трусцой подбежал Чжу. В поводу он вел заморенную лошадку, тащившую двухколесную повозку с занавесками.

— Все получилось?

— Нет, — отозвался Оюан с лучшей из своих ухмылок. — Я как-то умудрился промахнуться по здоровенной лошади всего с двадцати шагов. Поэтому перешел дорогу прямо на глазах у нашей предполагаемой цели и парочки его телохранителей и воткнул отравленную палочку в ногу коню своими собственными руками.

После ночи, проведенной за столиком в чайной, он чувствовал себя неприятно грязным. Глаза саднило от усталости, сбитые ноги ныли.

— Надеюсь, ты не слишком много заплатил за эту клячу.

— Определенно переплатил, — жизнерадостно сказал Чжу. — Но если ты король, твоя щедрость должна быть бескрайней, как судоходная река. Вперед.

Они нагнали отряд, когда те остановились на краю города. Все трое спешились и расстроенно оглядывали взмыленную, перепуганную лошадь. Едва повозка поравнялась с ними, Оюан выскользнул наружу и легко сломал первому охраннику шею, напав сзади. Когда другой встревоженно обернулся, Оюан поднырнул под занесенную руку и ударил локтем в лицо. Воин рухнул на дорогу, Оюан опустился рядом с ним на колени и тоже сломал ему шею. Затем встал и двинулся на мальчишку, который пятился и, кажется, пытался что-то сказать. Генерал отправил его в беспамятство парой быстрых тычков.

Молнией подскочил Чжу, распахнул дверцу повозки, чтобы Оюан закинул внутрь мальчика.

— Хорошо сработано, генерал. — Он нырнул в свою суму и вытащил сверток ткани. — Теперь нам надо…

Чжу еще не договорил, а Оюан уже увидел платье в руках у Чжу и выпал из мира. В висках пульсировали ярость и стыд. Чего еще он ждал? Убаюкался, а не надо было расслабляться. Вся его жизнь — жестокий урок. Монголы, наньжэни… люди везде одинаковы. Все хотят его унизить, а заодно попользоваться.

— Генерал. Генерал! Это не вам. Это мне. Платье надену я!

В голосе Чжу был нажим, словно он действительно понял чувства Оюана. Туман в голове слегка рассеялся. Чжу даже сделал шаг вперед, словно хотел взять Оюана за