Как-то во время очередной запарки до меня добралось письмо отца, где он кратко и толково сообщал то, что мне и так уже было известно. Он не хочет быть мне обузой в Вене, но, естественно, был бы не прочь хоть раз в течение своего четырехдневного пребывания в столице Австрии повидать меня. Это сулило мне неприятные осложнения, поскольку я договорился об интервью с кое-какими политиками в Братиславе и Будапеште, не придав значения датам. Интервью мыслились как часть репортажа о венгерском нацменьшинстве в Словацкой Республике. Я позвонил отцу и сказал, что в начале его пребывания не смогу находиться в Вене. Однако сердечно приглашаю его пожить у меня.

– Нет, нет, – ответил он, – это будет слишком канительно. В аэропорту меня должны встретить и отвезти в отель «Вандль». Там будет все, что мне необходимо.

– Я заберу тебя в последний день из «Вандля». Мы придумаем, как провести время. А потом я сразу отвезу тебя в аэропорт.

Он согласился. У меня создалось впечатление, что отец собирался приехать один. Я вспомнил, что перед моим отъездом в Вену он дал мне несколько адресов. В конце недели у меня нашлось время заняться ими. Записку я нашел в стопке бумаг, пролежавшей на полке в том виде, в каком я несколько месяцев назад ее извлек из чемодана, – лишь пару раз ее тронул пылесосом моей польской домработницы, покинувшей стезю педиатрии.

Женщину, о которой хотел навести справки отец, звали Роза Новотны. Я полистал телефонную книгу. Там было много Новотны, с некоторыми различиями в написании: Новотни, Новотны, Новотный. Но никто из носивших эти фамилии не проживал на Зальмгассе. Я сел в машину и отправился на поиски, надеясь, что хоть адрес-то правильный. Ведь номер дома отец запомнил лучше, чем саму Розу Новотны. Добраться до Зальмгассе на автомобиле было вовсе не так легко, как это могло показаться при взгляде на карту города. Замысловатая система пешеходных зон и дорог с односторонним движением уводила меня от цели, заставив проделать долгий кружной путь в 3-й район, покуда я не остановился вдруг перед кафе «Цартль». Я свернул влево, на Разумовскийгассе, и припарковал машину.

Ветер срывал листья с деревьев. Они вихрем проносились по мостовой и облепляли стоявшие на ней машины. Субботний день незаметно переходил в вечер. Магазины были уже закрыты. Когда у кафе «Цартль» зажегся зеленый глазок светофора, вперед проехали две-три машины, и снова все стихло. Улица шла с небольшим подъемом в направлении Ландштрассер Ха-уптштрассе. Где-то в двух шагах от нее надо было искать Зальмгассе. Единственное, что меня здесь поразило, – это обилие старых кленов, а дальше наверху – еще и липы в соседстве с лесными буками. Отец никогда не упоминал о них. Я прошел мимо филиальчика «Булочных Анкера» и вдруг оказался перед домом номер 16. Я прочитал старинную табличку с кнопками звонков. На другой стороне улицы находился Геологический институт. Когда отец описывал другим эмигрантам свою старую квартиру, он говорил: «Третий район, Разумовскийгассе, прямо напротив Геологического института».

Теперь я уже не сомневался. Я стоял перед домом, где он провел детство и юность. Я немного замешкался: не позвонить ли кому-нибудь наобум. И тут открылась дверь – из дома вышла юная парочка с велосипедами. Я посторонился. У парня прическа ежиком, виски выбриты. На нем модная куртка, стилизованная под национальный костюм.

– Я могу вам помочь? – спросил он.

– Нет, спасибо. Впрочем, возможно. Вы случайно не знаете некоего Фойербаха?

– Даже не слыхал. Он здесь живет?

– Может быть.

Он перекинул ногу через раму. А девушка сказала:

– Я не отсюда. Простите.

Вьющиеся светлые волосы придавали ей сходство с ангелом. Юноша обернулся.

– А вы войдите, – посоветовал он, – и позвоните в дверь на втором этаже, где фамилия Пфайфер. Моя мать всех тут знает.

Я поблагодарил и проводил их взглядом. Они удалялись вниз по улице в сторону кафе «Цартль». Вокруг колес крутились вороха облетевших листьев.

Метров через двести, не дальше, веткой вправо уходила Зальмгассе. На желтом фасаде углового дома – мемориальная доска: «Здесь жил Роберт Музиль». Под ней – табличка «Литературное общество авторов из Граца». Был ли отец знаком с Робертом Музилем? Возможно, они встречались у портного на Геологенгассе. Я двинулся дальше.

Зальмгассе была узка и вымощена камнями. Звук моих шагов уплывал в прошлое, будто это были шаги моего отца. Но и здесь я ничего не добился. Не нашел я, как и опасался, таблички с фамилией Новотны. Я позвонил в дверь привратника. Ко мне вышел уже немолодой человек, по-видимому уроженец чужих краев.

– Не живет ли в этом доме некая Роза Новотны?

– Нет никакой Новотны.

– Она жила здесь пятьдесят лет назад.

– Я тут недавно. Нет никакой Новотны.

– А есть ли какой-нибудь старожил, кто мог бы знать о ней?

Он немного подумал.

– Старый тут Нойман. Это женщина. Фрау Ной-ман с третьего этажа.

Старый лифт открывался только ключом. Мне пришлось подниматься по широкой лестнице, которая обвивала шахту лифта. Второй этаж по надписи на табличке именовался «бельэтаж», третий – «мезонин». И только потом начинался настоящий второй этаж. Стало быть, дверь с золотой табличкой «Инг. Нойман» находилась, по существу, на пятом.

Едва я притронулся к звонку, как за дверью послышался женский голос:

– Да-да. Чем могу быть полезна?

– Простите, мне нужные кое-какие сведения. Привратник направил меня к вам. Я ищу человека, который раньше жил в этом доме.

Пока я это говорил, на двери приподнялся клапан глазка. Потом дверь немного приоткрылась, насколько позволяла толстая цепь. Однако щель оказалась достаточно широкой, чтобы можно было разглядеть маленькую седенькую женщину в бежевом плаще. Она окинула меня взглядом с головы до ног.

– Кто вы?

– Меня зовут Курт Фрэйзер. Я бы хотел знать, какова участь женщины по имени Роза Новотны. Когда-то она, должно быть, жила в этом доме. Она была знакомой моего отца.

Старушка недоверчиво уставилась на меня.

– Как зовут вашего отца? Фрэйзер?

– Да, но тогда его звали Фойербах. Курт Фойербах.

Она прикрыла дверь. Я услышал, как загремела цепочка.

– Проходите, пожалуйста.

Она провела меня в гостиную.

– Вы уж извините, – сказала она, скосив взгляд на свой плащ. – Я как раз собралась на прогулку. Люблю последние осенние дни. Вероятно, потому, что сама вошла в возраст поздней осени. Присаживайтесь, милости прошу. Что вам предложить: кофе или бокал вина?

– Благодарю, ни то ни другое. Не хочу доставлять вам хлопот. Мне бы хоть что-то узнать для моего отца.

– Прогулка от меня не убежит. А вот вечером я должна быть в «Мюзикферайне».[38]Надеюсь, к тому времени вы успеете узнать все, что хотите. Да присядьте же.