мешка… А это что? Глаза слепли, отказывались работать. Все вокруг в самом деле виделось как под водой… В углу пузырилась и шипела огромная грязно-зеленая лужа. Едкое зловоние наверняка исходило от нее…

Чувствуя, что сейчас либо ослепну, либо задохнусь, я кинулся наверх. На пределе сил я добежал до дверного проема и мешком повалился в кусты. Я хрипел, кашлял и плевался. Сопли и слезы залили мое лицо. Что это за газ? Я сейчас сдохну или же смогу рассказать кому-нибудь об этом ужасном подвале?

В чувство меня привел писк мобильного телефона. Этот звук показался мне каким-то нереальным, почти фантастическим. Это был сигнал, дошедший до меня из какого-то далекого и прекрасного мира, где всегда было светлое и чистое небо, чистый воздух, чистое голубое море, добрые и веселые люди…

– Алло, – прохрипел я.

– А мне нужен Кирилл Вацура, – услышал я, как и представлял себе, веселый и добрый голос девушки.

Правильнее было бы ответить, что Кирилл Вацура в настоящий момент пребывает в агонии, отравившись каким-то смердящим газом в подвале заброшенного химического института на окраине поселка Кажма. Но я нашел в себе силы произнести:

– Я слушаю…

Девушка стала жизнерадостно о чем-то тараторить, и я не сразу понял, что это продавщица ювелирного магазина “Жемчуг”, и она звонит мне по поручению милиции. Она говорила слишком быстро, и мой заторможенный мозг с трудом вникал в смысл ее слов… Ей поручено составить словесный портрет гражданина, который пятнадцатого ноября в двенадцать часов двадцать минут оплатил наличными несколько колец с бриллиантами и сапфирами… Она очень извиняется, что звонит в столь поздний час, и господин Вацура, наверное, уже крепко спал, но дежурный милиционер предупредил, что это срочно, и ей уже два раза звонила директор из магазина, которая подняла все кассовые ленты за последние десять дней…

– Короче… – прошептал я.

Да, конечно, она извиняется, что занимает его драгоценное время, и постарается обрисовать лицо человека коротко и точно… Она помнит его как сейчас: чернобровый, с короткой спортивной стрижкой, лет тридцати, очень обаятельный и неторопливый, рот у него большой, губы чувственные, зубы редкие, зато крупные, ну просто вылитый артист Караченцев! Влюбиться можно прямо за кассой!..

– Спасибо, – произнес я и отключил телефон.

Всё. Можно ставить точку. Девушка на удивление совершенно точно описала внешность Белоносова. Значит, это действительно он покупал в “Жемчуге” драгоценности. Вкладывал деньги, полученные от продажи наркотиков, в брюлики. Что ж, выгодное вложение.

Я поднялся на ноги и посмотрел на темный контур постройки с опутывающей ее лестницей. Ну, ублюдок, подумал я, последний раз сплюнув под ноги, сейчас я из тебя буду мыло делать!

Глава двадцать первая. Умственное несварение

Я не стал идти к логову Белоносова по прямой, словно герой на амбразуру. Если он раньше времени заметит меня из окна, то может сбежать в руины, откуда его потом только объемными бомбами можно будет выкурить. Я сделал большой круг, обойдя постройку с противоположной стороны, которая была надежно укрыта кустами. Я продирался через колючие ветки и шуршал, как мышь в соломе, зато увидеть меня было невозможно.

Когда я, согнувшись как вопросительный знак, подкрался к башне, то увидел, что отбрасываю слабую тень на ее кирпичную стену. Вот это невидаль! Оказывается, туман развеялся настолько, что к земле пробился лунный свет. Мертвенное сияние освещало выщербленную стену, глубокие оконные проемы, узкий карниз под ржавой крышей, и все это отбрасывало жесткие тени.

Проклятая лестница задрожала подо мной, как только я начал подниматься, и тогда я побежал по ней вверх, перепрыгивая через ступени. Вся железная конструкция стала ходить ходуном, скрипеть и визжать. Оконный проем, завешенный тряпкой, надвигался на меня вместе со стылым звездным небом. Дрожи, Белоносов! – думал я. – Идет твой судья и палач!

Не останавливаясь, я таранил металлическую дверь плечом, но она оказалась заперта. Сделав свое черное дело, Белоносов трусливо ушел в глухую оборону. Наверное, вся Кажма вздрогнула, и проснулись все ее жители, когда я изо всех ударил в дверь ногой.

– Белоносов! Открывай! Иначе я войду внутрь вместе с дверью!

Возможно, я преувеличил свои возможности выламывать металлические двери, но это не мешало делу. Я уже был готов перелезть через перила и забраться внутрь через оконный проем, как услышал за дверью тихие шаги. Неужели откроет? Я отошел на шаг в сторону на тот случай, если Белоносов будет вооружен. Если пистолета у него не окажется, я вломлю ему в челюсть прямо с порога. Если у него будет в руках нож или монтировка, я подожду, когда он атакует меня первым, уйду от удара и тогда уже вломлю ему по полной программе, так что он у меня неделю улыбаться будет…

Лязгнул засов. Никогда еще я не был подготовлен к драке на таком высоком моральном уровне. Мое тело было налито силой и праведным гневом. Крепко сжатые кулаки дрожали, как самолет, стоящий на старте и уже врубивший форсаж. Зубы стиснуты, губы напряжены.

Дверь широко распахнулась.

Я продолжал стоять на пороге, мой человеческий мотор перегревался, мышцы орали от усердия, кулаки предвкушали кайф от встречи с чужой челюстью, но… но я не мог поверить тому, что видел.

Хлопая виноватыми глазками, затягивая под горло молнию оливкового спортивного костюма, передо мной стояла Ирэн.

– Ой! – сказала она, с опаской глядя на мой приподнятый кулак. – Только не попади в меня…

Говорят, что если война началась, остановить ее практически невозможно. Я оттолкнул Ирэн в сторону, вовсе не интересуясь, как она здесь оказалась, и вошел в помещение.

– Где он? – крикнул я.

– Кто?

– Белоносов!

– Знать не знаю, – ответила Ирэн. – Это для меня тоже загадка.

– Ты мне не ври! – пригрозил я, носясь кругами по комнате, словно шмель в банке, и попутно заглядывая куда только было можно.

– Успокойся, Кирилл! Его здесь никогда не было.

– Что значит не было!? – орал я. – А кто здесь живет, по-твоему?

– Я, – ответила Ирэн и на всякий случай убрала с импровизированного стола какую-то бутылку.

– Как это ты? – я, наконец, остановился и дурными