Вывеска находилась перед небольшим домиком с оштукатуренными стенами, которому не помешало бы иметь побольше окон. Он не походил на бар. Здесь могло находиться все, что угодно: от клиники, где лечат венерические заболевания, до неформальной церкви. Однако стоило войти внутрь, как сразу становилось понятно, что вы в баре Вегаса. Здесь царили буйство красок и страшный шум. Пять сотен людей пили, кричали, смеялись, громко разговаривали. Пурпурные стены, красные скамьи. Ни одной прямой линии. Стойка бара имела S-образную форму. Один из хвостов S охватывал жаровню, в центре которой разместился фальшивый круглый камин. Роль пламени выполнял оранжевый шелк, приводимый в движение скрытым вентилятором, лоскутки ткани танцевали в лучах ярко-красного света. Вдоль стен шли кабинки, обитые плюшем. Все они были заняты. Повсюду стояли люди. Из скрытых динамиков доносилась громкая музыка. Официантки в коротеньких юбочках ловко сновали в толпе с высоко поднятыми подносами.

— Замечательное местечко, — проворчал О'Доннел.

— Вызывайте полицию дурного вкуса, — поддержала его Диксон.

— Давайте отыщем девушку и поговорим с ней снаружи, — предложила Нигли.

В таком скоплении людей она чувствовала себя не лучшим образом.

Однако им не удалось найти девушку. Ричер спросил в баре про подругу Хорхе Санчеса, и женщина, к которой он обратился, сразу поняла, кого он имеет в виду. Она сказала, что девушка закончила работу в полночь и что ее зовут Милена. На всякий случай Ричер задал тот же вопрос двум официанткам и получил такой же ответ. Милена дружила с Санчесом, занимавшимся безопасностью, но она ушла домой, чтобы поспать и вернуться к следующей двенадцатичасовой смене.

Никто не согласился рассказать им, где она живет.

Ричер сообщил свое имя всем трем официанткам. Затем они вышли из бара на свежий воздух. В час ночи Вегас был залит огнями, но после шумного бара на улице их встретила приятная тишина, озаренная холодным серым светом луны.

— Каков план? — спросила Диксон.

— Мы вернемся сюда утром в одиннадцать тридцать, — сказал Ричер. — И перехватим ее по пути на работу.

— А до тех пор?

— Будем отдыхать.

Они неспешно пошли обратно по Стрипу. В сорока ярдах позади них резко затормозил темно-синий «крайслер» и остановился возле тротуара.

Мужчина в темно-синем костюме тут же позвонил:

— Я их нашел. Просто невероятно! Они оказались прямо у меня под носом!

— Все четверо? — спросил босс.

— Они прогуливаются передо мной.

— Ты можешь их взять?

— Думаю, да.

— Ну тогда сделай это. Не жди подкрепления. Как справишься, возвращайся сюда.

Мужчина в темно-синем костюме закончил телефонный разговор, развернул автомобиль от тротуара через четыре линии и снова остановился на боковой улочке возле бакалейного магазина, предлагавшего самые дешевые сигареты в городе. Он вышел из «крайслера», запер машину и быстро зашагал по Стрипу, держа правую руку в кармане пиджака.

В Лас-Вегасе больше гостиничных номеров на квадратный дюйм, чем в любом другом месте на планете, но Эзари Махмуд не стал останавливаться в отеле. Он снимал дом в пригороде, в трех милях от Стрипа. Дом был арендован два года назад для проведения одной операции, которую спланировали, но так и не осуществили. Он был вполне безопасен тогда и не вызывал ни малейших опасений сейчас.

Махмуд находился на кухне, на стойке перед ним лежал справочник «Желтые страницы». Он листал справочник в поисках места, где можно взять напрокат грузовик. Он никак не мог решить, насколько большой грузовик ему потребуется.

Стрип постоянно перестраивался, и волны изменений перекатывались через него, как вода в ванне. Когда-то Ривьера была самым великолепным местом в городе. В нее вкладывались огромные средства, роскошь распространялась квартал за кварталом, от одной улицы к другой. К тому моменту, когда обновление добралось до противоположного конца, ставки поднялись до предела, а Ривьера вдруг стала выглядеть старой и малопривлекательной по сравнению с последними инновациями. И тогда направление волны обновления повернуло в другую сторону, охватывая дом за домом. В результате какие-то кварталы оказывались закрытыми на реконструкцию, отделяя совершенно новые казино от их устаревших собратьев, обреченных на снос. Появлялись дороги и тротуары — старые были засыпаны строительным мусором. В этой части город становился тихим и пустынным, словно ты оказался на ничейной полосе.

Именно здесь мужчина в темно-синем костюме приблизился сзади к своим жертвам. Они медленно шагали, словно им принадлежал весь окружающий мир. Нигли слева, Ричер и О'Доннел в центре, Диксон справа. Они шли рядом, не касаясь друг друга, точно марширующий взвод, занимая почти весь тротуар. Общая цепь составляла девять футов в ширину. Нигли почему-то выбрала это направление. Она двинулась сюда, словно у нее была какая-то цель, а остальные просто последовали за ней.

Мужчина в темно-синем костюме вытащил из правого кармана пистолет. Это был «Дэу DP-51», сделанный в Южной Корее, черный, маленький, купленный нелегально, нигде не зарегистрированный. Проследить его было невозможно. В магазине содержалось тринадцать девятимиллиметровых патронов «Парабеллум». Мужчина в темно-синем костюме носил пистолет так, как его учили, — не дослав патрон в ствол и не сняв оружие с предохранителя.

Он поднял правую руку с пистолетом и прикинул, в каком порядке будет убирать этих четверых. Сначала нужно разобраться с крупными мишенями. Опыт подсказывал, что так будет лучше всего. Поэтому он прицелился в спину Ричера, затем слегка перевел дуло направо, поймав на мушку спину О'Доннела, сделал резкое движение налево, к Нигли, и обратно — к Диксон. Четыре выстрела, около трех секунд, с расстояния в двадцать футов, достаточно далеко, чтобы не пришлось перемещать дуло более чем на двадцать градусов, и достаточно близко, чтобы не промахнуться. Простая геометрия. Легкая задача. Никаких проблем.

Мужчина огляделся.

Все чисто.

Посмотрел назад.

Все чисто.

Он снял пистолет с предохранителя, взял дуло «дэу» левой рукой и передернул затвор правой, почувствовав, как первый толстый патрон аккуратно входит в ствол.

Ночь не была тихой. Со всех сторон доносился обычный уличный шум. По Стрипу проезжали автомобили, гудели бесчисленные кондиционеры, от сотен тысяч играющих людей исходил приглушенный гул. Однако Ричер услышал звук передернутого затвора в двадцати футах у себя за спиной. Он услышал его очень отчетливо. Он уже давно научился выделять этот звук. Для его ушей это была симфония, длившаяся доли секунды, и его сознание четко регистрировало каждый ее фрагмент. Легкий скрежет сплава по сплаву, металлический резонанс, слегка приглушенный мясистой ладонью, кончиком большого пальца и частью указательного, радостное высвобождение пружины обоймы, щелчок пули в медной оболочке, входящей в ствол, обратный ход затвора. Эти звуки достигли его ушей за тринадцатую долю секунды.