— Сволоч… — она обиженно шипит и, высвободившись из палантина, отлетает от меня на несколько шагов, — Я жалею, что встретила тебя! — крик прокатывается громким эхом по бетонным перекрытиям, и, как апофеоз эмоции, над нашими головами гремит гром.

— Дашка… — я сношу девушку весом к бетонной стене и прижимаю, распиная, — То, что ты надумала, девочка моя — все ложь. Я люблю тебя. Безумно люблю. И ты права, я — сволоч, но клянусь тебе, что со всем будет покончено…

— Я тебе звонила целый день, — горько усмехается Даша, — Ты даже на соизволил спросить, как я после ночи в СИЗО!!!

— Твой телефон прослушивается, — я утыкаюсь лбом в ее висок, — А, чтобы выйти и вытащить брата, я дал обещание твоему бывшему не приближаться к тебе. Совсем… Прости…

Дашины глаза распахивается в ужасе.

— Отпусти меня… — просит она шёпотом, и я отхожу на шаг назад, покорно ожидая ее действий.

Дрожащими пальцами девушке удаётся расстегнуть замок на сумочке только с третьего раза.

— Они знают где я? — она держит на ладони смартфон и смотрит на него, как на нечто мерзкое, — Пока он включён или всегда?

— Я не знаю… — отвечаю честно, — Но подозреваю, что всегда…

На губах появляется циничная ухмылка, ладонь Даши сжимается в кулак и она, размахнувшись, с чувством шмякает телефон об пол. Экран новенького смартфона разлетается на моих глазах в дребезги.

— Пошли, я, как и обещала, выведу тебя, — она решительно отталкивается спиной от стены и подходит ко мне вплотную, — А дальше — можешь идти к черту! — истерично цедит слова и начинает движение к выходу.

Мои мозги плавятся, я перестаю адекватно оценивать происходящее, но одно понимаю точно: ее не отпускаю…

Подхватываю за талию и заматываю на плечах девушки шарф, на манер смирительной рубашки. С Дашиных губ слетают тихие ругательства.

— А будешь дальше хулиганить, — я шиплю ей в ухо, успевая увернуться от удара шпилькой по ноге, — Я трахну тебя прямо здесь. И ты не сможешь отказаться…

Довольно ухмыляюсь, чувствуя дрожь Дашиного тела в ответ на пошлость.

— Ты слишком самоуверен… — девушка вздергивает подбородок и зло сверлит меня глазами, пока я подталкиваю ее к выходу со стадиона.

— А если я сейчас запущу руку в твои трусики… — мурлычу ей на ушко и кайфую от того, как вспыхивают красными пятнами нежные щёчки, — Ты уверена, что там будет сухо?

Наблюдая нашу откровенно-интимную сцену, полицейские даже не дёргаются, чтобы проверить документы. И мы с Дашей легко выходим на улицу.

— Ты — хам! — зло взрывается девушка.

А я вижу так удачно брошенную кем-то машину каршеринга на парковке. Быстро захожу в приложение и оплачиваю доступ.

— Я никуда с тобой не поеду, — упирается Даша, но я, как настоящая вышеупомянутая сволочь. Зажимаю на ее шее сзади точки контроля, и она охнув, позволяет упаковать себя на переднее сидение.

Я обхожу машину, падаю на своё место и блокирую двери.

— Ненавижу тебя! — бессильно злится Даша, откинувшись на спинку сиденья.

Ее еще минут десять будет мучать слабость, и она, понимая это, даже не пытается больше дергаться.

— Утром расскажешь, — я довольно хмыкаю, предвкушая, что сделаю с этой женщиной. И мне сейчас, как пацану, похер на все. Потому что я безумно влюблён и зверски соскучился по оргазмам своей женщины. А об остальном я подумаю завтра…

Дарья.

Быть разбуженной наглыми мужскими пальцами — это приятно.

Закусив губу, стараюсь не застонать от возбуждения, растекающегося по моим венам и заставляющего сладко ныть низ живота. Ещё несколько минут притворяюсь, что сплю, разрешая Егору играться и своевольничать.

— Ммм… — сжимаю в кулак простынь, от первого толчка внутрь.

— Врунишка… — довольно мурлычет в мою шею Егор, — Я знаю, что ты не спишь.

Он переворачивает меня к себе лицом. Я оплетаю его бедра ногами так, что твёрдый, пульсирующий член упирается в меня снизу и дразняще растягивает ещё саднящую после ночного марафона, нежную кожу на входе.

— Нууу… — хнычу разочаровано и пытаюсь давить вниз, — Хочу тебя…

— Попроси…

Егор игриво и жадно впивается в мои губы поцелуем.

— Пожалуйста… — шепчу, хватая воздух, — Войди… — и тут же вцепляюсь ногтями в его плечи, срываясь во всхлип.

Толчок. И я принимаю его влажно и благодарно. Толчки. Ещё. Скольжения. Глубокие, жесткие, собственнические. Мое тело пылает от них.

— Ты меня задушишь, детка… — он посмеивается, легко прикусывая мочку моего уха зубами.

Я ненадолго выныриваю из своего кайфа и замечаю, что слишком крепко сжимаю его шею.

— Прости…

Мы впиваемся в друг друга глазами, ловя каждую эмоцию и смешивая дыхания. Егор подхватывает меня под бёдра и заваливает на спину, разгоняя глубину и скорость движения.

В моей голове не остаётся ни единой мысли. Мир сужается до лица Егора. И я с жадностью ловлю детали: подрагивающие ноздри, напряженные скулы, безумные, такие бездонные, как небо, голубые глаза… Они приближаются ко мне. Я захлопываю свои и превращаюсь в ощущения, нарастающие неконтролируемой лавиной. Нас обоих трясёт от них.

— Егор! — в какой-то момент осознаю, что хрипло выкрикиваю его имя и расслабляюсь, пропуская сквозь своё тело разряды удовольствия.

Егора срывает следом, и он на несколько секунд вдавливает меня в кровать всем весом.

— Эй… — упираюсь ладошками в его плечи, хихикая, — Ты тяжёлый. Брысь!

Он скатывается с меня на своё место. Я прижимаюсь всем телом к его боку, и почти начинаю дремать, ощущая как приятно ноют мышцы, когда слышу вибрацию телефона.

Будильник? Ну нееет.

Со стоном разочарования открываю глаза и понимаю, что звонит не мой телефон, а Егора. Свой я разбила на стадионе.

— Алло, — отвечает, а я чувствую, как напрягаются его мышцы, — Здравствуйте, Инесса Альбертовна.

— Егор, — слышу женский голос в трубке, — Это ты?

— Да, — он отнимает телефон от уха, смотря время. Пол седьмого.

— Я не понимаю, что происходит, — нервничает женщина на другом конце связи, — У вас тут все вверх дном! Настоящий обыск был, а Макса дома нет. Куда бежать не знаю. Я прямо в халате спустилась и скорую матери твоей вызвала.

— Обыск? — Егор подрывается с места, скидывая меня и садясь на кровати, — Что с мамой? — вибрирует его голос, а я зажимаю ладонью рот, пытаясь справиться с шоком.

— Говорит, что дышать больно, — я слышу в трубке тяжёлый вздох, — Пульс у неё за сто двадцать… Но все больше молчит, трясётся и плачет!