— Конечно. Руднев приказал быть готовыми прямо оттуда ехатьв аэропорт. Мы уже не вернемся в отель.

— Все ясно, — мрачно сказал он.

— А ты хотел бы, чтобы я осталась? — голос ее слегкадрогнул.

— Стоит ли обсуждать невозможные варианты, — ответил Дронго.— Ты должна быть вместе с группой. Все правильно. Я вылетаю ночью во Франкфурт.Рано утром буду в Москве. Где министр проведет ночь?

— Не беспокойся, — уклонилась она от ответа, опасаясь, чтотелефон прослушивается, — все в порядке. Его семья тоже под охраной.

— Тогда увидимся с утра в министерстве, — сказал Дронго.

— Может, отдохнешь завтра?

— Завтра последний, решающий день. Три попытки не удались. Увашего Полетаева неплохой ангел-хранитель. Но, боюсь, ему надоест спасатьминистра, и тогда нам придется заниматься четвертой попыткой.

— Жду тебя в Москве, — сказала Елена. — Да, вот еще что.После того как тебя увезли в больницу, в парке появилась Джил. Видел бы ты, какона переживала. По-моему, девочка в тебя влюблена.

— Ты забыла, сколько мне лет. Я гожусь ей в отцы. Мнетридцать девять.

— Ладно, ладно, не прибедняйся. Во всяком случае, она оченьхороша. И обязана тебе жизнью. Вообще денек для тебя выдался неплохой. Ты такне думаешь?

— Поговорим об этом в Москве, — сказал Дронго, — досвидания.

— Будь здоров.

Он положил трубку и устало откинулся в кресле. В этот моментв дверь постучали.

«Господи, — подумал он, — неужели полицейского принесло?» Ноон просто не в состоянии сейчас отвечать на вопросы. Дронго, даже не глянув в«глазок», открыл дверь. На пороге стояла Джил. Она успела переодеться и теперьбыла в темно-коричневом двубортном брючном костюме и белой блузке с изящной,тоже коричневой, сумочкой в руках. Дронго сразу определил, от какой фирмы этастильная сумочка.

— Добрый вечер, — тихо произнес он.

— Можно войти?

— Конечно. — Они прошли в комнату.

— Как у вас здесь уютно! — Она огляделась.

— Вы, очевидно, живете в королевском сюите? — спросилДронго, жестом указав на кресло. Она села, удобно устроившись.

— У меня обычный сюит, — пожала она плечами, — из двухкомнат.

Он пододвинул к себе стул, стоявший у письменного стола.

— Я хотел извиниться, — сказал Дронго.

— За что? — не поняла она.

— Я позволил себе повысить голос на вас. Не выдержал,сорвался. Простите меня.

— Я не в обиде на вас. — Она улыбнулась. — Мужчинам этосвойственно. На меня еще никто никогда не кричал.

— Значит, я первый. Весьма сомнительное первенство.

— Вы не сказали, как вас зовут. Но я узнала у портье. Апотом приехали полицейские. Расспрашивали, как выглядит новая горничная.

— Вы ее запомнили?

— Конечно. Глубоко посаженные злые глаза. Острые скулы.Темные волосы. Родинка. Возле носа, с правой стороны.

Дронго закрыл глаза и попытался представить себе этуженщину. И вдруг понял, что уже видел ее. Только волосы у нее были не темные, арыжие. Она как раз выходила из лифта, когда он пробегал мимо. Совершенно точно.Родинка. Глубоко посаженные глаза. Черт возьми, он обязан был ее задержать. Ноему и в голову не пришло, что это та самая горничная. А просто так задерживатьженщину в «Дорчестере» довольно сложно. Это чревато крупными неприятностями.

— Вы расстроены? — спросила Джил.

— Нет, плечо немного болит.

— Говорят, вы ранены? Как себя чувствуете?

— Нормально. Врачи считают, что ничего серьезного.

Наступило молчание. Вдруг она сказала:

— Я сначала подумала, что вас ко мне подослали. Потом, чтовы служите в охране отеля. Потом, что вы полицейский.

— А сейчас что вы думаете? — усмехнулся Дронго.

Она легко поднялась, он тоже встал и только сейчас заметил,что она высокого роста. Она шагнула к нему.

— Я видела, как вы спасли девочку, — сказала Джил.

Он внимательно смотрел на нее. Господи, совсем еще ребенок.Словно в подтверждение его мыслей, Джил сказала:

— Я обманула вас.

— Обманули? Каким образом? — спросил он, ощущая легкийаромат ее парфюма.

— Сказала, что мне двадцать два года, мне недавно исполнилосьдвадцать.

— Вы хорошо выглядите для своего возраста, — пошутил он. — Ядумал, вам и двадцати нет.

Она подошла к нему совсем близко и посмотрела в глаза.

— Вы мне нравитесь. На меня еще никто не повышал голоса.

— Я уже извинился.

— А я не принимаю ваших извинений. Поцелуйте меня.

В такой момент нельзя возражать, нельзя даже колебаться. Оннаклонился и поцеловал ее, едва коснувшись губами ее губ.

— Нет, — сказала она, — не так.

— Я должен вас предупредить, графиня, что не имею честипринадлежать к аристократическим итальянским родам и мне много лет. Я гожусьвам в отцы. Вас это не смущает?

— Сколько вам?

— Тридцать девять.

— Вы на шестнадцать лет моложе отца, — улыбнулась она,протягивая к нему руки.

— Меня посадят за совращение несовершеннолетней, — прошепталДронго, обнимая графиню.

На этот раз поцелуй был долгим. Затем она отстранилась отнего и стала расстегивать жакет.

— Что ты делаешь? — Он не испугался, только спросил.

— Подруги говорили, что сорок лет для мужчины — самый лучшийвозраст. Он уже все знает и умеет, — ответила Джил чуть слышно. — Я останусь стобой.

— Это мимолетное влечение, оно быстро пройдет. — Дронго всееще боялся поверить в реальность происходящего.

— Нет, — заявила она, сняла жакет и стала расстегиватьблузку, — не пройдет.

Он смотрел, как она раздевается. На пол упала блузка, брюки,она расстегнула бюстгальтер. Он заметил, как сильно она покраснела, раздеваясьперед мужчиной.

— Не нужно, — сказал он, взяв ее руку.

— Я воспитывалась в английском пансионе. Целых шесть лет, —почти прошептала она по-итальянски. В этот момент ей было трудно говорить начужом языке. — И мне нелегко было решиться на это. Ты у меня первый мужчина.Обещаешь быть ласковым?