– Владыка? – вопросительно обратилась Ворониха.

– Попробуй, – кивнул Белый, твердо смотря в глаза ее отцу. Ворон опустил глаза.

– Маг, вынашивающий одаренного ребенка, обычно сильно прибавляет в Силе, – сказал Белый, повернувшись к Воронихе и смотря ей прямо в глаза, упрямо игнорируя ее глубокий вырез, скорее – разрыв платья, от горла до пупка. – Ты уж извини меня, но для меня – не тайна кровь твоего плода. Потому – пробуй!

И чуть тише:

– Нужно больше повелителей. Больше и – разных!

К Воронихе сзади подошел Сумеречный Марк, обнял ее, пропустив руки под ее руками и положив свои ладони ей под грудь, на узел магических токов тела – Сплетение Светила, которое Старый называл солнечным сплетением. Излишне живая и самостоятельная тень Марка окутала их обоих.

И до самого темна они смотрели, забыв про усталость и голод, про боль и жажду, как два элементаля – светло-синий элементаль воды и кроваво-красный элементаль крови, водя хоровод и танцуя, – уничтожали Бродяг. Соревнуясь в извращенной выдумке своих хозяев – в способах убийства бывших людей, в их хитроумности и зрелищности.

Это было очень страшное, очень волнующее зрелище. С последними лучами светила элементали обнялись, сливаясь воедино, хотя все до одного старые трактаты всех до одного магов настаивали, что элементали несовместимы между собой. И испытывают друг к другу нескрываемую ненависть.

Наступила ночь, которой никто из встречавших утро в этой Пустоши не надеялся дождаться. И люди стали забываться тяжелым, но счастливым сном. И не были им помехой ни многочисленные магические светильники, развешенные повсюду и плавающие в воздухе, ни шум пьяной гулянки.

Пока эта «пьянка» не пришла к ним – ногами, разбудив, и не вовлекла их – в отрыв загула.

Марк достал из Мешка обратно все украденное им со свадебного стола. Все блюда и напитки «лучших мастеров стряпни по эту сторону гор»! И пир горой продолжился. В усеченном составе, но с новыми участниками.

Всю ночь лагерь взрывался хохотом после очередной байки, выл песни, грохотал ногами свадебных плясок на повозках, рыгал в темноту излишком вина.

Белохвост, тоже изрядно пьяный, все никак не мог понять, как можно так упиться небольшим, тем более – неполным, бочонком вина. И только утром оказалось, что пустых бочонков три. Тот – самый маленький. И два больших. И все – пустые.

К утру успели все побрататься по нескольку раз, смешивая кровь разрезанных ладоней, целуя и обнимая друг друга, как братья родные.

Но не заметили пропажи молодоженов.

Белый, не скрываясь, обнимал Синьку и влезшую под руку и самым наглым образом положившую руку Белого в вырез собственного платья Ворониху-младшую. Синька, не привыкшая к вину, в упор этого не видела, рассказывала молодой Воронихе, какой их командир – великий воин, стараясь вжать в костлявое тело Белого как можно больше поверхности собственного тела.

Но это видел Корень. А циркач не только был привычен к вину, но и был себе на уме. Потому, обнимая очаровательную сестричку милосердия и со смехом распутывая ее многочисленные юбки и завязки, не упускал из виду поползновения Воронихи на честь его сестренки и ее избранника. А лишь потом – из соображений безопасности Белого, как своего командира.

Стоит ли удивляться, что младшая Ворониха проснулась не в объятиях Белого, как задумывала, а головой на груди ловкого циркача, на которого вчера внимания обратила бы не больше, чем на слугу или стражника.

Медведь, ожидаемо спал головой на животе своего старшего мечника. При всей его физической мощи, при его несгибаемой воле, пьянел он быстрее всех. И сразу засыпал. Чему рады были все его родные.

Потому как, в отличие от Медведя, его друг Ворон пьянел много дольше, а потом чудил. И угомонить его было совсем не просто. Вот и сейчас Ворон пошел в лагерь Безликих, связал Госша подпругой, чтобы не мешал, и проводил сравнительный обмер глубины женских прелестей слабой половины Безликого воинства.

К чести Ворона сказать, отказавшиеся от «соревнования» Безликие были им тут же забыты и спокойно себе спали. С кем хотели. Не с Вороном. А к чести Безликих сказать, желающих познания длины измерительного прибора оказалось ровно двое. Так втроем они и проснулись у потухшего костра.

Как уже упоминалось, Медведь спал на животе Годека Ноздри. Но старший мечник спал не потому, что устал или был пьян. Долг не дал ему напиться допьяна, а воля не давала уснуть. Но что может его воля против заговора пьяных магов? Молодожены сплели сеть заговора, Марк усыпил Годека, Синька ему излечила детскую травму, Нис его, любя, оттого горячо расцеловал, а Ворониха ему сделала на излеченном носу лиловую «сливу».

В эту ночь сословные и возрастные ограничения были напрочь забыты всеми.

Марк отполз за колесо повозки, достал свой плащ, расстелил его и собрался поспать. Отдохнуть от безумия этого дня. Он уже провалился в блаженное забытье хмельного сна, когда ловкие пальцы стали освобождать его от одежды. Причем – две пары рук. Марк хотел открыть глаза, но они оказались завязаны. Зачем?

Марк пытался освободиться, но руки прижали его к плащу с неожиданной силой. А ловкие и нежные ласки, потом и отложили всякое побуждение освободиться и прекратить эту истому, сладкую пытку и ласку.

У Марка уже очень давно не было женщины. Да и те, быстрые разгрузочные заходы, что у него были, как оказалось, можно было и не считать. Ловкие руки, умелые губы доводили его до исступления.

Потом Марка оседлали, и он попал в сладкий плен крепких и горячих ног.

Много ли надо было Марку? Но в момент, когда он взбежал на пик любви, неожиданно для всех участников сего действия, меж ними установилось некое подобие единения. Не такого, какое было в их Боевой Звезде, не единение мыслей, единение сознаний, воли, знаний. Но тоже – единение, какое-то единение чувств.

Марк почувствовал их, узнал их.

Молодожены решили расплатиться. Марк соединился с Нисом через его жену, Ворониху. Эмоции и чувства Марка резонансным эхом отразились в Воронихе, от нее – в Нисе, вернулись к Марку, опять через пылкую женщину, обогащенные, отразились в нем, пошли обратно в Ворониху. И все вместе они протяжно и хрипло закричали.

Молодожены повалились, тяжело дыша. Ворониха обняла их обоих, прижимая к своей набухшей груди. В этот раз она оседлала мужа, а уже Марк, сорвавший повязку с глаз, пристраивался рядом, не спеша, наслаждаясь и смакуя все происходящее. А удовольствие, гуляющее меж ними по духовно-эмоциональной связи, было неописуемым. Невероятной глубины, необычайной остроты, невероятной насыщенности и наполненности. Марк гладил спину женщины, трепетно-податливой его ласкам, горящей огнем страсти меж двух любящих ее, заполняющих всю ее натуру своей лаской, возлюбленных. И в момент наивысшего резонанса они слились воедино. В одно большое чувственное сердце, их ритм был един, дыхание – едино, чувства – едины. И казалось, так будет всегда. И другого не надо.