Шла сцена, в которой Роберт Де Ниро в роли Лапши заходит в комнату друга, которого не видел многие годы.

То был настоящий праздник! Эдда Дель’Орсо и ее муж-пианист исполняли мои композиции из фильма. Я был очень тронут.

Еще я присутствовал на съемках сцены дуэли двух пианистов в фильме Торнаторе «Легенда о пианисте». Эта сцена далась нелегко как актерам, так и съемочной группе.

– Ты написал музыку к сотням фильмов. Какой из них твой самый любимый?

– Дороже всего для меня те фильмы, работа над которыми стоила наибольших страданий. Картины, музыкой к которым я горжусь, но которые зрители так и не приняли, например, «Тихое местечко за городом» или «Человек наполовину»… Несомненно, стоит выделить «Лучшее предложение» – совершенно потрясающий фильм, особенно сцена c «поющими» портретами. Мне нравится «Чистая формальность», где развитие сюжета обуславливает метаморфозы в музыке, которая от подчеркнутого диссонанса постепенно приходит к тональности.

А еще мне дороги картины Жоффе «Миссия» и «Ватель».

– Есть ли фильмы, о работе над которыми тебе пришлось пожалеть?

– Да, я жалею о плохих фильмах в своей карьере. Или, скорее, не о том, что писал к ним сопровождение, а о том, что пытался искупить их недостатки качеством музыки… Я сожалею о том, что позволил превратить в товар подлинный, хоть и немного наивный, творческий порыв…

– Какие аспекты работы над музыкой к фильмам даются тебе особенно тяжело?

– Сложностей много. Каждый фильм ставит перед композитором свои задачи, и музыкальные решения должны быть убедительны как для слушателей, режиссера и продюсера, так и для самого музыканта. Но лично для меня самое тяжелое – это когда режиссеры, которые стремятся держать под контролем все элементы создания картины, мне не доверяют. За годы карьеры я не раз сотрудничал с такими: например, это братья Тавиани, Лина Вертмюллер и особенно Ролан Жоффе. Любые отношения должны основываться на доверии.

– Ты не мог бы рассказать о своих отношениях с Жоффе?

– Как я уже сказал, работать с ним весьма непросто. Жоффе из тех режиссеров, что пытаются контролировать все аспекты творческого процесса. Когда я сочинял сопровождение к «Миссии», он постоянно указывал мне, как писать. Продюсер Фернандо Гиа пытался его урезонить, однако Жоффе вмешивался в каждую мелочь.

– Композиция «Аве Мария Гуарани» звучит очень искренне, даже выстраданно, но при этом можно сказать, что у нее несколько «грязное» звучание. Как ты достиг подобного эффекта?

– Я старался добиться неровного хорового исполнения, так чтобы отдельные голоса временами выделялись и вновь заглушались хором. При содействии британского посольства нам удалось пригласить непрофессиональных исполнителей из разных стран, которые разбавили состав небольшого профессионального хора. Чтобы пение звучало как можно более естественно, я поместил сопрано среди теноров и контральто среди сопрано. «Аве Мария Гуарани» – пример диегетической музыки: она является частью сюжетного повествования и потому требует особенно достоверного звучания. В фильме композиция использована в сцене, когда иезуиты и индейцы-гуарани поют, возводя своды храма…

– Ты упомянул о Фернандо Гиа, с которым тебя связывали дружеские отношения. Что ты скажешь о втором продюсере «Миссии» – Дэвиде Патнеме?

– Боюсь, что у меня остались о нем не самые приятные воспоминания. Во время работы над фильмом Патнем вел себя вполне корректно, но когда «Миссия» прославилась, мы встретились за обедом и он пригласил меня поработать над мюзиклом по мотивам картины. Я сразу заинтересовался, однако когда он сказал, что Фернандо Гиа о замысле ничего не известно, я тут же отказался с ним сотрудничать.

– После успеха «Миссии» ты написал музыку к фильму Жоффе «Толстяк и Малыш», посвященному истории создания атомной бомбы.

– В нем, кажется, снимался Пол Ньюман…

– Точно.

– Помню, что сначала я сочинил несколько незатейливых отрывков. Простая мелодия как бы доминировала над сложным звучанием оркестра, подчеркивая неуверенность и колебания физиков, работавших над созданием оружия массового уничтожения. Во время записи Ролан огорченно произнес: «Эннио, прости, но эта тема мне не подходит». Пришлось переписать сопровождение… Поначалу мне казалось, что Жоффе не доверяет композитору, но со временем я стал думать, что ему просто недостает веры в себя.

Как-то мне пришлось проторчать в Париже десять дней: насколько я помню, он там занимался монтажом «Вателя» и заодно хотел послушать, как продвигается моя работа. Я не стал ему перечить, и мы сразу взялись за дело. Надо сказать, что я совершил страшную глупость: Жоффе попросил что-нибудь из моих старых композиций, чтобы временно использовать их при монтаже, и я дал ему музыку из фильма «Ночь и мгновение» Анны Марии Тото, последней любви Марчелло Мастроянни. Несколько дней спустя Ролан объявил, что музыка ему идеально подходит и он намерен ее использовать. Я пришел в ужас! Стоило немалых трудов его отговорить. Пришлось даже задержаться в Париже, чтобы наиграть ему новые композиции на электронном фортепиано, которое стояло у меня в отеле. Каждый вечер Жоффе приезжал в гостиницу, чтобы меня послушать, и мне все-таки удалось его убедить. Скажу честно, я горжусь своим сопровождением к «Вателю». Некоторые композиции я специально писал в стиле, напоминающем семнадцатый век – именно в эту эпоху разворачивается действие фильма.

Дискуссии и споры

– С кем из режиссеров тяжелее всего работать?

– Я всегда говорил, что не спорю с режиссерами, и это не шутка. Если я не нахожу общий язык с режиссером, то просто ухожу. На этом нашим переговорам конец. Мне не стыдно сказать, что именно поэтому я ни с кем не ссорюсь: я выхожу из проектов, оставаясь со всеми в хороших отношениях.

Однако и меня можно разозлить. К примеру, как-то мне позвонил Флавио Могерини, с которым я был знаком еще со времен работы над одним из первых фильмов Леоне, и попросил написать сопровождение к его последней картине. В семьдесят втором я уже сочинял музыку к его режиссерскому дебюту «Даже если бы я хотел работать». Но тут наш телефонный разговор пошел вкривь и вкось. «Приглашаю тебя поработать над новым фильмом, только в этот раз сочини что-нибудь в стиле Чайковского…» – заявил он. «Даже не надейся», – перебил я, послал его к черту и бросил трубку.

Теперь, много лет спустя, я понимаю, что перегнул палку, но тогда я был невероятно зол. Помимо этого случая Могерини всегда был со мной очень любезен. Я восхищаюсь его творчеством и считаю, что он талантливый режиссер. Словом, каждый следует своему замыслу и старается по мере возможности воплотить в жизнь собственные идеи. В этом нет ничего зазорного, но нельзя же так грубо просить композитора имитировать чужой труд… Нельзя без всякого предварительного обсуждения требовать от меня подражания Чайковскому: если мне пришли в голову определенные идеи, я начал писать,