Сержант потянул назад ручки пулеметов и всмотрелся сквозь завесу рассеивающегося дыма. Только что проделанная взрывом брешь позволяла увидеть двор, где в тени главного амбара стояли неповрежденные грузовики. Рядом находился зимний коровник, а слева от него — тележный сарай, в темном дверном проеме которого вспыхивали выстрелы. Трое, а может быть, и четверо людей в форме вермахта бежали по мощеному внутреннему двору, пытаясь укрыться в доме. «Браунинг» и русский загрохотали в унисон, и немцы полегли в оседающей куче, как будто кто-то прошелся косой по пшенице. Где-то ближе раздался грохот базуки Терхана и треск двухдюймового миномета: заряды угодили в крышу загона для скота и тележного сарая. К общему грохоту добавились треск древесины и звон бьющегося стекла. Сержант почувствовал, как плоть его щек натянулась в злорадной улыбке. Дав стволам пулеметов слегка остыть, он бросил взгляд на свои служебные часы «Грана Дейстур», снятые с запястья убитого немца в день «D»[4]в нормандском городке, называвшемся Курсёль-сюр-Мер. Да, быстро уложились. Вся операция заняла менее четырех минут. Когда звуки боя затихли, сержант услышал слабые вздохи ветра в ветвях деревьев слева от себя. Отзвучала последняя очередь из миномета, и в недрах мертвого танка что-то зашуршало. Издалека доносились лишь какие-то всхлипы. Дело было сделано. Сержант выбрался из танка, сел на краю башни и закурил сигарету. Последовала небольшая пауза, пока люди собирались вместе, а потом из бреши в стене появился человек в черной форме СС, с обрывком белой ткани на конце обломанной палки. Помедлив, немец двинулся вперед. Корнуолл и его заместитель, рослый, поджарый Таггарт, вышли из-за валуна и направились вниз по склону холма к немцу.

Чтобы прикинуть, что к чему, сержанту потребовались мгновения. Потом он спрыгнул с танка и с автоматическим кольтом в руке поспешил наперерез эсэсовцу, отрезая его от Корнуолла и прочих. Немец был приземистым бледным малым в очках со стальной оправой, с запачканной пеплом щекой. На поясе его висела пустая расстегнутая кобура. Знаки различия — единственный дубовый лист на вороте и три зеленые полоски — указывали на звание штандартенфюрера, то есть полковника, хотя походил он больше не на полковника, а на банковского клерка.

— Вы говорите по-английски?

— Да.

— Что в тех грузовиках?

— Там картины. Произведения искусства, имеющие большую ценность.

— Кто вы?

— Меня зовут доктор Эдуард Плётч, я хранитель музея.

— Нет.

— Что, простите?

— Ты никто. Ты покойник.

Сержант поднял пистолет и без дальнейших разговоров выстрелил немцу в лицо.

Ложный священник сидел в пыльном подвале церкви Св. Иосифа в Гринвич-Виллидж и сортировал материалы, которые с видом мученицы, несущей на своих плечах тяжесть всех грехов мира, приносила средних лет женщина из числа волонтеров общины. На каждую папку или подшивку у нее находился свой, особенный вздох.

Материалы, находившиеся здесь, служили вещественным, осязаемым подтверждением сведений, полученных с помощью виртуального путешествия, совершенного по многочисленным базам данных благодаря поисковым программам. То была выцветшая, поблекшая правда реальной истории, записанная чернилами на бумаге, зафиксированная в старых, рассыпающихся в руках документах. Пробираясь сквозь бумаги, священник почти ощущал присутствие призраков тысяч клерков, вроде той женщины, что помогала ему сейчас, и слышал отдававшееся эхом постукиванье пишущих машинок и слабое старательное царапанье перьев. Может быть, это было нудным занятием, но в конечном счете проследить судьбу Фредерико Ботте в годы его детства оказалось не так уж сложно.

Ребенок, кем бы он ни был и какую бы природу ни имел интерес, проявляемый к нему «красными шапками» из Святого Града, прибыл в Нью-Йорк 11 июня 1946 года на теплоходе «Баторий», маршрута Гдыня — Америка, из польского города Гданьска. Иммиграционные власти засвидетельствовали, что Фредерико семь лет и в путешествии его сопровождает опекун, фройляйн Ильзе Куровски, немка по национальности. Место рождения Фредерико было обозначено как Ла Граци, Италия, где он находился на попечении сестер обители Сан Джованни Алл'Орфенио. Имя матери в соответствующей графе регистрационного бланка не значилось, однако на полях имелась еле заметная карандашная надпись: Катерина Аннунцио. Хотя об этом не говорилось определенно, ложный священник умел читать между строк: Фредерико, незаконнорожденный, воспитывался монахинями обители, а затем был отдан на попечение немецкой женщине с польским именем.

По прибытии в Америку Фредерико был, по-видимому, помещен в приют Св. Луки, откуда его перевели на обучение в школу Св. Иосифа в Гринвич-Виллидж. В учебе мальчик проявил себя наилучшим образом, особенно он преуспевал в изучении изящных искусств и языков. Предполагалось, что по окончании школы Св. Иосифа он будет зачислен в одну из местных семинарий и станет священником. Однако последняя относящаяся к нему запись в приходских архивах была датирована 1952 годом. Он был усыновлен сержантом и миссис Брайан Торп с Барроу-стрит в Хобокене, штат Нью-Джерси. Любопытно, что юридическим обеспечением процедуры усыновления занимались представители фирмы «Топпинг, Хэлливелл и Уайтинг», той самой призрачной фирмы несуществующих людей, основавших таинственный Фонд Грейнджа. Не менее любопытным казался и тот факт, что — надо же случиться такому совпадению! — Фонд Грейнджа располагался теперь в Сент-Люк-Плейс, месте, носившем, как и приют, где проживал Фредерико Ботте, имя святого евангелиста Луки.

Ложный священник почувствовал знакомое стеснение в груди. Круг сужался, дело подходило к концу. Работница архива появилась снова, неся еще больше папок. Человек из Рима одарил женщину своей наилучшей священнической улыбкой и спросил, есть ли у нее поблизости телефонный справочник Нью-Йорка.

— Какого района? — спросила она и снова вздохнула.

Офис Барри Корницера в Колумбийском университете располагался в неприметном здании постройки конца 1880-х годов, приткнувшемся позади Мемориальной библиотеки Лоу. По меркам Колумбийского университета кабинет его был роскошным, с встроенными дубовыми книжными шкафами, персидскими коврами и несколькими картинами «ранних американцев», включая первый вариант полотна Ральфа Эрла «Вид на восток с холма Денни», натюрморт Чарльза В. Бонда и сельский пейзаж Эдварда Хикса. Украшением кабинета служил также великолепный двухтумбовый письменный роузвудский стол в стиле Вильгельма IV с отделанной черной кожей столешницей. Ходили слухи, что этот письменный стол, университетскую реликвию, отдали Корницеру потому, что университет его побаивался. Корницер слыл крупнейшим авторитетом по компьютерному хакерству на всей планете, имел патенты и лицензии на самые лучшие из существующих шифровальных программ и являлся конфиденциальным консультантом нескольких президентов Соединенных Штатов и Билла Гейтса. Кроме того, он учился в школе вместе с Майклом Валентайном и был давним его другом.