Щёлк. Вторник пролетел. Работа, заботы, хлопоты. Мне даже нравится, что у нас Ванька гостит. Это и правда, похоже на семью. Я вытянула его в школу, мы позанимались. Заставила на кружок сходить. И ему понравилось.

– Надо же! – восхищается он. – Галина Анатольевна виртуальные путешествия устроила! Я думал, что география – это ску-у-учно. А оказывается, наоборот. А мы её ударили, – мрачнеет Ванька в одну секунду.

– Кого, географию? – не понимаю я.

– Да нет, Галину Анатольевну. С Михайловичем. И прощения не попросили. Тогда ещё, помните?

Я помнила. И то, что он понял, осознал, как нехорошо себя вёл, греет мне душу. Именно в такие моменты я чувствую себя Великим Педагогом. Хотя, конечно, мне до такой высоты, как до Луны.

Мы с Ванькой, можно сказать, целый день не разлучались. И на кухне он мне помогал. Выпросил домашней пиццы, а я заодно и суп сварила.

– Приятное с полезным. В сухомятку нечего питаться.

– Вы как мама, – сердится Ваня и тут же грустнеет. – Не знаю, почему все говорили, что она со мной не занималась. Неправда. Может, не замечали. Знаете, когда человек не работает, все думают, что ему заняться нечем. На самом деле, куча всякого. Она и за питанием моим следила. И Даниэля ругала. Говорила, что все эти финтифлюшки пусть папке подаёт. А ребёнку нужна нормальная здоровая еда. И уроки со мной делала. В последнее время только нет. Бегала куда-то. Пропадала. Она и до этого. Иногда. А в последнее время часто. И нервная очень стала.

– А кто меня любит? – на пороге кухни неожиданно Илья вырастает с тортом в руках. Большая такая коробка. Я ему вчера ключ от квартиры дала. Молча вытянула и дала. И он взял. И целовал меня долго и трогательно.

Это был замечательный вечер. Домашний. Весёлый. Ванька много смеялся. А ещё мы объелись.

– Надо было папку позвать, – загрустил ближе к ночи Ваня. – Он там совсем один.

Надо было. И никто не догадался. Как-то от этого на душе не очень.

– Нужно сбрасывать лишние калории, – заявил мой Драконов, сбрасывая подушки и одеяло на пол. – Так и быть, я согласен сегодня побыть секс-тренажёром. Учти: на добровольных началах и чисто из любви к искусству. Я беспокоюсь о нашем здоровье.

Он нёс полнейшую пургу и очаровывал меня. Затягивал в свои сети, бил очарованием. И это было ну очень «многасекса». Мы так увлеклись, что заснули под утро и чуть не проспали на работу.

Ванька со мной наотрез отказался ехать.

– У меня каникулы, – натягивал на голову одеяло. – И вообще я в игрушку хочу порубиться. Пожалуйста. Еды полный холодильник. И я никуда не сбегу.

И я сдалась.

Щёлк. Уже среда. А я так и не купила противозачаточные таблетки. И с Ильёй не поговорила на эту тему. Долго крутилась возле аптеки, но так и не зашла. Есть ли в этом смысл? Вдруг я уже беременна?

Неожиданно решила не домой ехать, а отправилась к мудрой бабушке Драконовой. Захотелось поговорить.

Она долго не открывала мне дверь. Я уже думала, что дома нет никого, когда вдруг щёлкнул замок.

– Варя? – сразу всполошилась старушка. – Случилось чего?

А так-то смотрела на меня сквозь дверную щель настороженно. Через цепочку.

– Ничего не случилось. Поговорить захотелось. Но если вы заняты, я заеду в следующий раз.

– Заходи, – распахнула она дверь. Но я видела, колебание в её лице.

Я сразу поняла: она в доме не одна. Какие-то мелочи. Поведение выдавало. А ещё в большой комнате – две чашки на столике стоят. И пар вьётся. Я помешала. Но всё же она меня впустила.

В квартире тихо. Если и есть кто, то её гость спрятался. Интересно, почему? Бабася сетовала, что никто её не любит, приезжают редко. А тут поди ж. И гости. Да ещё и тайные.

Не знаю, зачем я это сделала. А только бабуля отвернулась на миг, я рванула к комнате Ильи. Распахнула дверь и замерла на пороге. За спиной возмущённо пыхтела бабуля Ася. Может, сработала интуиция. А может… я даже не знаю. Объяснений моему поступку нет.

Мы вскрикнули одновременно. Я – от удивления, а она – от неожиданности.

– Вот вы где, – выдохнула шумно. – А вас везде ищут.

Посреди комнаты стояла Александра Николаевна. Ванькина мать. Бледная, осунувшаяся, похудевшая. Волосы забраны в хвост. Да какая она Александра Николаевна? Сашка. Почти моя ровесница. Жалкая и несчастная.

Она посмотрела на меня долгим затравленным взглядом и расплакалась. И я сделала шаг навстречу. Не смогла удержаться. Шагнула и обняла, позволяя ей выплакаться на своём плече.

Варя

– Что ж вы натворили-то? – бормочу ошалело.

– Из дома ушла, – шмыгает носом Александра Николаевна. – Может, на «ты» перейдём? А то мы вроде как почти родственники?

У бабаси глазки бегают. Ясно, откуда ветер дует. Рассказала Сашке о нас с Ильёй.

– Ладно. Тогда обо всём и подробно. Все на ушах от вашего… твоего исчезновения.

– Пошли на кухню, – суетится бабуля, – что на пустой желудок разговаривать? Как раз посидим, поговорим. А там, глядишь, и наладится что-нибудь.

Мы идём за ней, как две крысы за дудочкой опытного крысолова. А там быстрыми её руками на стол блины на тарелки красиво ложатся. Чай на плите весело свистит.

– Как чувствовала, напекла. Вы пробуйте. Эти с сёмгой, эти с паштетом, а вот с грибами и мясом. А эти – сладкие, с творожком да изюмом.

Но нам кусок в горло не лезет. Сашка так вообще отощала. Пергамент, а не женщина. Через неё скоро газету можно будет читать.

– Не знаю, зачем он ищет меня, – сидит она, зажав ладони между коленями. – Я ему всё сказала. Финита ля комедия. Свободная касса – налетай, кто хотел. Доступ к телу свободен.

– А его спросила? Может, ему это не нужно? – начинаю осторожно, издалека. Что-то не похоже, что старший Драконов счастлив и радостно хлопает в ладоши. Он сам на себя не похож. Усталый, с красными глазами. Вряд ли спит. И точно плохо ест. Чем-то на Сашку похож – потухший, как костёр в морозное утро. Одни угли ещё тлеют где-то глубоко, но дров некому подбросить, чтобы он ожил.

– Я уже ни о чём не спрашивала. Устала, – вздыхает и тянется за чашкой чая. – Я бросила за ним следить – не уследишь. Захочет – все свои дела и не выходя из офиса сделает. Да и вообще. Почти год за ним как тень. Высматривала всё и гадала. С кем он. Потом поняла, что так и до дурки недалеко. Я люблю его и не хочу разводиться.

Из глаз её капают слёзы. Это так страшно, оказывается: выражение лица не меняется. А слёзы появляются крупные. Виснут на ресницах и падают на фиолетовые лосины. Расплываются тёмными пятнами.

– Так зачем же ты ушла?

– Чтобы наконец-то найти себя. Ты… не сможешь понять. Потому что у тебя – другая история.