Перевожу изумленный взгляд на Мишу, его зрачки расширяются. На лице отчетливо написана растерянность и вина.

Что происходит?

— Ты ей не сказал? — звонко смеется эта женщина. — Ах, да, не нужно посвящать шлюх в подробности своей семейной жизни.

На меня словно ушат дерьма вылили.

— Маша не шлюха, Алена, — Миша злится, выделяет интонацией ее имя, словно провоцирует женщину. — Это классный руководитель Лизы и моя женщина. А вот ты будь любезна, выйди отсюда. Ты кажется к дочери приехала? Вот и катись отсюда. Лизы здесь нет.

— Жена? — мой тихий, почти плачущий голос раздается среди канонады их громких голосов тихим шелестом.

— Маш, я тебе все объясню, — выставляет руки вперёд Миша. Умоляюще смотрит на меня.

— Не надо, — сглотнув комок, застрявший в горле, проговариваю убитым тоном.

— А вы та самая… — женщина рассматривает меня пристально с головы до ног. — Дочка рассказывала мне про вас. Что ж. Ваши услуги больше не требуются, — наконец выносит вердикт она. — Воспитанием дочери я займусь сама.

И эти слова как контрольный выстрел в голову срывает все мои сомнения.

— Пока, Миш. Желаю счастья.

Разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Звуки Мишиного голоса, зовущего меня и другого, женского, осаждающие его, тонут в гулком шуме, что стоит в моей голове.

Это какой-то кошмарный сон. Сейчас я проснусь в своей квартире на любимом шелковом фиолетовом постельном. Миша обнимет меня, прижмёт к себе крепко и скажет, что никогда не уйдет из моей жизни. Не бросит, не даст в обиду.

— Маш, подожди, — нагоняет меня майор возле выхода из здания. — Она внезапно приехала, я не успел тебе рассказать.

— Ты поэтому сорвался среди ночи? К ней? — отворачиваюсь, пряча набежавшие слезы.

— Маш, я волновался за Лизу. Неизвестно, чтобы произошло, если бы она не приняла мать.

— А она приняла? — глотаю ком в горле и понимаю: конечно же приняла. Это же мать.

— Да. Я не могу препятствовать, Маш. Лиза имеет право побыть с матерью.

— Конечно.

Предатели. Все вокруг предатели.

— И что дальше, Миш? Ты вернешься к ней?

— Маш, — вздыхает он и чешет затылок, — Это все сложно…

— Сложно значит! Иди к своей жене, товарищ майор! — выкрикиваю в лицо растерянному Мише. Резко открываю тяжелую металлическую дверь навстречу свежему весеннему воздуху.

Боюсь, что Миша пойдет за мной, но этого не происходит. Не останавливает, не убеждает, что все это неправда.

На ватных ногах выхожу из здания РОВД и направляюсь в сторону Анжелкиного дома. Она знает, какие слова найти, чтоб утешить, подскажет, что делать. В прошлый раз я согласилась на авантюру в виде регистрации на сайте знакомств. Я больше не поступлю так, но никогда в своей жизни я не пожалею о содеянном.

44. Машенька

— Давай, — перекрикивает Анжела громкую музыку, звучащую из колонок клуба и поднимает в руке стопку с шотом. — За нас красивых, за них неверных!

Мы опрокидываем в себя приторно-сладкую тягучую жидкость. Бармен сказал, что от них отшибает память напрочь, обещал вызвать нам такси. Столик усеян короткими стопочками с разными шотами.

Свет софитов рассекает пространство, бегающими лучами падает на танцующих на площадке людей. Девчонки с блестящих платьях извиваются на танцполе, мужчины сканируют их изучающими взглядами. От этой атмосферы мне не по себе, я ведь домашняя от кончиков пальцев до волос на голове. Но настроение дерьмовое настолько, что сидеть дома и жалеть себя становится невыносимо. Хочется крушить все вокруг и кричать от злости. На саму себя за то, что поверила Мише, что у нас все серьезно, а он просто хотел развлечься. На Мишу, что так воспользовался моей доверчивостью. Мне ведь не так просто было впустить его в свое сердце. Но он подкупил меня своей улыбкой, ласковым взглядом выразительных карих глаз, нежным шепотом на ушко во время величайшего удовольствия моей жизни, которое он доставлял мне раз за разом. Я поверила ему!!! Лежала утром с глупой улыбкой на лице, обнимала подушку, пахнущую Мишей и представляла нашу совместную жизнь. Малыша с его красивыми глазами и моей доверчивой улыбкой.

Дура! Дура! Дура!

Горько так, потому что мечты разрушены громким издевательским хохотом матери Лизы, до сих пор звучащим в моей голове. И даже громкие басы от которых дрожит столик и пространство вокруг не заглушает этот гадкий хохот и растерянный взгляд любимых карих глаз…

Анжелика весь день ходила по школе сама не своя, а я плохая подруга вместо того, чтобы выяснить, что у нее стряслось, рванула к Мише в отделение. Так рада была его видеть. Задыхалась от счастья, когда он обнял меня. Как родную. Как будто соскучился. Так сладко.

И теперь меня тошнит от своей наивности, глупости, желания помочь всем вокруг.

А получается, что некоторым не нужна эта помощь. Всем и без меня хорошо. А я так… Прикольное развлечение.

Анжелика только выдвигает тосты и закидывает жареные орешки себе в рот.

— Анжел, — придвигаюсь ближе к ней и обнимаю за плечи. — Может все не так плохо?

— Он мне предложение сделал, — плачет подруга. — А я рассмеялась, вместо того, чтобы охнуть от восторга и сказать "да".

— А он что?

— Он так разозлился! — Анжелка выпучивает глаза и устремляет свой взгляд в пространство. — Кричал, что не малолетка какой-то, что влюбился в меня с первого взгляда. Что хочет всю жизнь со мной быть, детей там, домик у моря. И вместе до самой старости.

— А ты что?

— А я не успела ничего возразить, он ушел. Он бро-о-осил ме-е-еня-а-а, — воет подруга, а у меня сердце сжимается от жалости.

Видимо не только у нее есть этот комплекс из-за разницы в возрасте.

— Может он вернётся, Анжел?

— Врядли. После такого не возвращаются, — горько изрекает подруга и тянется к очередному шоту. Опрокидывает в себя и морщится, тяжело дышит. — Я бы не вернулась, — изрекает она после небольшой паузы. — Пойдем носик попудрим, а то меня тошнит немного.

Я молча киваю и мы, шатаясь и вытирая стены коридора своими плечами, направляемся в дамскую комнату.

— Я тут подумала, — выдает подруга, когда выходит из кабинки, — надо им все высказать.

— Кому? — тупо моргаю, не понимая о чем речь.

— Виталине и Вадиму, — Анжела поднимает указательный палец вверх и принимается мыть руки под краном воды.

— А они тут при чем? — прислоняюсь пятой точкой к лакированной столешнице, куда врезаны белоснежные умывальники.

— А пусть идут нахрен, — пьяным тоном изрекает подруга. — Сколько они тебе крови попили, этот мудак предал тебя, столько лет обманывал, его подружка шантажирует тебя. Сколько можно это терпеть.

Внутри