Но сейчас не время трусить! Кейт попыталась ровно дышать, напомнив себе, что корсаи питаются страхом. Она всмотрелась в сумрачный туннель и сконцентрировалась на его угольно-черной сердцевине.

А тьма между тем зашевелилась.

– Я – дочь Келлума Харкера! – крикнула Кейт.

– Харкер, Харкер, Харкер, – откликнулось эхо.

Слово было подхвачено и унесено прочь, а потом возвращено – уже другим:

– Не наш Харкер, Харкер, Харкер!

Кейт содрогнулась, сражаясь с порывом отступить. Она продолжала всматриваться туда, где заканчивался луч света и клубились черные сгустки.

Август опустился на колени и щелкнул замочками футляра.

– У тебя тоже есть фонарь? – спросила Кейт.

– Кое-что получше, – ответил Август и достал скрипку. – Ты ведь хотела послушать мою игру.

Кейт вспомнила странные созвучия и то, как малхаи отпрянул и заткнул уши, – и спокойствие опустилось на нее, окутав с головы до пят.

А впереди красноватое свечение уже озарило клыки и когти. Монстры подступали.

Тьма вспенилась.

– Я же предупреждал тебя о том, что это паршивая идея, – посетовал Август, закрепив ремень на футляре и забросив его на плечо.

– Хорошая новость заключается в том, – парировала Кейт, сжимая фонарик, – что они вряд ли скажут Слоану, что мы в туннеле.

– А плохая? – осведомился Август, поднося скрипку к подбородку.

Кейт повела фонариком. Луч описал яркую дугу. Что-то затрепетало наподобие крыльев.

Корсаи разделились и перегруппировались.

– Плохая состоит в том, что монстры нам не рады.

Она опять взмахнула фонариком. Луч осветил череп твари – и та завопила, рухнув наземь. Белесые глаза потухли, зубы высыпались на сырой пол, будто камешки.

– Приготовься, – бросила сквозь зубы Кейт.

Сунаи прищурился.

– Не подгоняй искусство, – сказал он и коснулся смычком струн.

Тьма покатила на них, как товарный поезд.

Кейт все же дрогнула, а он заиграл.

Одна-единственная звучная нота поплыла по туннелю – и мир преобразился.

Звук еще вибрировал в воздухе, когда Август извлек вторую ноту, а затем и третью. Созвучия, возникая, сливались воедино. Музыка уподобилась клинку, рассекающему тьму. Мелодия поглотила все вокруг, и корсаи дружно попятились, словно их спугнул мощнейший поток света. Они зашипели и кинулись врассыпную, и Кейт почувствовала, что ее мысли начинают путаться, а голова идет кругом, как тогда, в Колтоне.

Но теперь она увидела музыку Августа. Мелодия пронизывала пространство, как пряди солнечных лучей, и эти ленты непрерывно изменяющегося цвета извивались и удерживали тени на расстоянии. Кейт пошатнулась, и ее ноги отяжелели. Она ничего не понимала. Ее чувства запутались в нотах – музыка заполнила все ее существо и затуманила разум.

Она сумела взглянуть вниз и обнаружила, что сама она тоже светится бледным светом, проступающим на ее коже. Это зрелище поразило Кейт. Свет двигался вместе с ней – он танцевал, как клубы пара, хотя и находился внутри ее. Он напоминал расплавленное серебро и слабо пульсировал в ритме ее сердца.

Это ее жизнь?

Или ее душа?

Издалека до нее донесся голос Августа, негромкий, мягкий, переплетенный с музыкой.

– Нам пора, Кейт!

Музыка стихла, рассеялась, оставив лишь эхо. Август потянулся к руке Кейт, и в этот миг она отыскала в себе достаточно рассудительности, чтобы испугаться.

– Нет! – воскликнула она, отпрянув.

Только бы он не украл ее душу! Она стала какой-то неповоротливой, и спустя секунду его пальцы сомкнулись на ее запястье, но… ничего не произошло.

– Не бойся, – произнес Август. – Я не причиню тебе вреда.

Их руки соприкасались, но серебристый свет огибал плоть Августа, как река огибает валун.

– Держись ко мне поближе, – добавил Август.

Он заставил Кейт ухватиться за подол его куртки и продолжил играть до тех пор, пока последние отзвуки музыки не истаяли в воздухе.

– Идем, Кейт.

Если честно, то Кейт, наверное, прыгнула бы за ним со скалы в пропасть – только бы он продолжал играть. Какой-то ответ сорвался с его губ, переплелся с музыкой, а мелодия уже стала правдой, превратившись в реальность.

Они зашагали по туннелю. Музыка и свет заключили их обоих в сверкающую сферу. Сознание Кейт расплывалось. Она пыталась удержаться на плаву, но рассудок ускользал. Это смахивало на состояние между явью и сном, когда не можешь удержать собственные мысли и видения вновь затягивают тебя в омут.

В результате Кейт крепко вцепилась в Августа, боясь его потерять.

Тьма рассеялась, когда они добрались до станции, где туннель раскрывался сводчатыми потолками и к нему добавились платформы. В свете песни Августа облицовочная плитка блестела, как гигантские зубы.

«Кастер-Уэй», – с трудом прочла Кейт название станции. Они двигались на северо-восток.

Туннели подземки сужались, расширялись и сужались снова. Рельсы соединялись, и расходились, и соединялись опять. Они миновали депо с поездами, застывшими до утра.

Кейт не представляла, сколько длилась мелодия, которую Август извлекал из своей скрипки. Она потеряла счет времени. Похоже, она даже что-то говорила, поскольку ее губы шевелились, но Кейт не слышала собственного голоса – музыка заполняла все вокруг. Август не отвечал ей и не оборачивался. Он шел, вскинув голову, и играл.

Это был не парень со школьной спортивной трибуны, и не подросток, неуклюже забравшийся в ее седан. И не монстр, который выкашливал черную кровь на тротуар или сидел у стены, привязанный к железным прутьям решетки.

Это был совершенно другой Август Флинн.

Уверенный.

Завораживающий.

Кейт почувствовала, как ее губы прошептали эти слова, но ее перебил резкий пронзительный звук – у скрипки лопнула струна. Август затормозил и оглянулся на Кейт. Похоже, он запаниковал. Он начал заново, и мелодия вернулась, по-прежнему чарующая, но какая-то вялая. Меньше прядей света обвивались вокруг них, и когда на лицо Августа упал отсвет, Кейт обнаружила, что он очень обеспокоен.

Спустя мгновение лопнула вторая струна. Август задохнулся. Звук стал заметно слабее. Кейт почувствовала, как песня покидает ее разум, и ей показалось, что это скверный знак.

– Август! – испуганно воскликнула она.

– Я никогда не играл так долго, – объяснил Август и добавил: – Для моей песни нужны все четыре струны.

Кейт увидела потертости на оставшихся струнах. В том месте, где смычок соприкасался с ними, они искрили светом. Мерцающие нити в воздухе, которые окружили Кейт и Августа, уже потускнели, а тени, корчившиеся по углам, активно зашевелились.