– Да-а… – протянула Галина, – не ожидала от нее такой глупости. Недаром говорят на Востоке: «Самое большое зло человеку может причинить только он сам». – Минуту помолчав, она в сердцах крикнула: – Дура, дура и еще раз дура!

– Я перестал ей звонить, а она буквально обрывала телефон, потом дважды приходила, норовила остаться ночью, я всеми правдами и неправдами уклонялся, она обижалась, и так продолжалось, пока не приехала мама. Тогда она стала спрашивать, почему я не познакомлю ее с матерью. Я ответил, что никогда не знакомлю своих девушек с мамой, и тут Лариса заявляет, что она не просто моя девушка, а невеста.

– Ну все, я больше не в состоянии это слушать! – решительно произнесла Галя.

– Не буду грузить тебя деталями. С того дня я просто залег на дно, как говорят в преступном мире. Вот и все.

– Бедный Кирюша, я тебе сочувствую, но и твоя вина здесь есть, не так ли?

– Послушай, если женщина сама ложится к тебе в постель, трудно предположить, что она девица. Если бы я знал…

– Все, все, замнем для ясности, как говорится.

Они еще долго разговаривали за вкусным пирогом о себе, о Ласло, о планах на будущее.

Придя домой, Галина сразу же позвонила Ларисе – она не хотела переносить разговор на последующие дни, потому что вся эта история была ей отвратительна, и надо было поскорее сбросить с себя неприятный груз. Лариса знала, что Галя поехала к Кириллу, и потому, услышав ее голос, сразу же заявила, что через пять минут будет у нее. Галина категорически отвергла это предложение, сославшись на усталость, и на самом деле не лукавила – в результате напряженной посреднической деятельности, как она сообщила Ларисе, у нее разболелась голова и даже пирог оказался недостаточным утешением.

– Видишь ли, у меня вся жилетка мокрая, я больше не в состоянии обсуждать эту тему.

– Он что, плакал? – спросила соседка, и Гале показалось, что в ее голосе прозвучали радостные нотки.

– Нет, милая, он не плакал, это я рыдала над твоей дуростью.

– Что? Я не поняла.

– Господи, что тут не понять? Сказано же было тебе: не пугай его возможной женитьбой, он еще не отошел от прежней!

– А я ни слова о женитьбе не проронила, – пыталась оправдаться Лариса.

– Тогда зачем ты приглашала его вместе с тобой рассказать маме о том, как ты переспала с ним?

– Но почему я не могу поделиться с мамой…

– Можешь! – прервала ее Галя. – Еще как можешь! Но без него, сама, понимаешь, сама! Зачем ему-то в ножки твоей матери бросаться? Ты соображаешь?

– Я считала его порядочным человеком и поэтому…

– У меня нет ни сил, ни желания продолжать этот разговор. Все. Спокойной ночи, – и Галина положила трубку. Придется принять снотворное, подумала она и побрела в ванную. Когда зазвонил телефон, она стояла под душем и не слышала звонка, но стоило ей выйти из ванной, позвонили в дверь. Часы показывали начало двенадцатого. Это могла быть только Лариска. Черт с ней, я не хочу, не хочу, думала Галя. В конце концов я имею право лечь в постель и заснуть, я заслужила это. Звонок в дверь повторился, но она так и не отозвалась на него…

Как и следовало ожидать, отношения между Галей и Ларисой испортились. Лариса больше не звонила ей и только однажды, встретившись во дворе, процедила сквозь зубы:

– Я считала тебя моей подругой.

– Значит, ошиблась. Бывает, – бросила на ходу Галя и вошла в свой подъезд.

Кирилл тоже не звонил. И хотя объяснений этому вроде бы и не было, она в глубине души была рада, что теперь вся эта история уже никогда не коснется ее.

Но прошло время, наступил Новый год. Кирилл позвонил поздравить ее. Поговорили две минутки, она передала привет и поздравления Наталье Сергеевне, и на этом все закончилось – был друг и нет его. С Ларисой иногда случайно встречались, а в начале весны она позвонила и попросила проконсультировать и, если нужно, госпитализировать одну знакомую. Галина согласилась показать ее хорошему хирургу в своей клинике.

Знакомая оказалась вдовой очень известного писателя и, судя по тому, что она обращалась к Ларисе на «ты», отношения между ними были, видимо, достаточно близкими. После консультации пациентка преподнесла Гале милый сувенир, от которого та сначала отказывалась, но под напором дарительницы и, что было удивительно, самой Ларисы все-таки взяла.

Вечером Лариса зашла к Галине, чтобы поблагодарить ее. Многословно и витиевато стала выражать свою признательность.

– Послушай, – прервала ее Галя, – ты знаешь, что я не люблю подобных вещей. Зачем тебе понадобилось устраивать это дарение?

– Извини, это была не моя инициатива, просто в их среде так принято, – объяснила Лариса.

– Что же это за среда?

– Ну, так коротко не скажешь… Словом, это интеллектуальная элита Москвы и, пожалуй, даже страны.

– Скажите, пожалуйста! А я-то с суконным рылом да в калачный ряд.

– Не юродствуй, тебе не идет.

– Давно ли ты стала меня поучать? Сама разберусь, что мне идет, а что нет, – довольно резко отбрила ее Галина.

– Я не хотела тебя обидеть, прости. Понимаешь, у меня бурный роман с ее сыном. Он тоже писатель, переводчик, очень талантливый. У нас с ним все очень-очень хорошо: я два-три раза в неделю после работы приезжаю прямо к ним и, знаешь, у меня прекрасные отношения с будущей свекровью, там бывают такие люди, такие люди! Одни только родословные их – настоящая сказка!

Эту информацию Лариса вывалила на одном дыхании, торопливо, словно боялась что-нибудь пропустить. При этом на лице ее отчетливо отражалось чувство гордости, видимо, за свою причастность к этому кругу.

– Я рада за тебя, – совершенно искренне отозвалась Галина. Острым глазом она сразу же приметила совершенно преображенный облик Ларисы: на ней был модный брючный костюм, волосы пострижены и уложены по-новому, и это шло ей.

– Ты хорошо выглядишь, – заметила Галя.

– Я теперь хожу к мастеру, которого мне рекомендовала свекровь, он настоящий художник, – сообщила Лариса и, еще раз поблагодарив Галю за консультацию, ушла, махнув рукой: – До встречи!

Галина удивлялась все более возрастающему у Ларисы интересу к старинным родам, особенно дворянским. Это началось с безобидной, на первый взгляд, ее самоидентификации с фамилией отчима матери – Шаликов, хотя она его вовсе не помнила, так как он умер, когда Ларисе было всего два или три года, а главное, не имел никакой родственной связи ни с матерью, ни с ней. Но где-то, в какой-то книге, в сносках, она наткнулась на эту фамилию. Оказалось, что до революции был такой князь Шаликов, который то ли редактировал, то ли издавал короткое время женский журнал. С этого все и началось. Сначала Лариса задумала изменить свою фамилию, но мать воспротивилась, поскольку отчим оставил о себе не самые лучшие воспоминания. Тем не менее вскоре она уже рассказывала о своем дворянском происхождении, стала стесняться фамилии Киселевых и во всех новых знакомых искала корни старинных дворянских родов. Галина предположила, что и у покойного писателя, видимо, были дворянские корни, о которых в СССР было не только не принято, но и опасно упоминать. Так что, став любовницей его сына, Лариса могла на законных основаниях приобщиться к вожделенному дворянству. Впрочем, все это были лишь предположения Галины.