– Вот именно. Это я и показала… Но все равно чувство, что она меня обхитрила.

– Заставила сдержаться?

– Воспользовалась моментом.

– Прекрасная реакция, – согласился я. – Наверное, она смотрела в щелочку и успела придумать, что скажет, если ее обнаружат. Через минуту ты передумала бы, но этой минуты у нас не было… Эх, рано мы бросили машину!..

Она спросила быстро:

– Опасность?

– Вряд ли, – ответил я. – Просто в-в-вон в той лавочке дивно хороши лукумы, там есть с фисташками, цукатами, шоколадный с вишней, с грецкими орехами и в шоколадной глазури… А как там готовят пахлаву, шербет, грильяж, нугу!

Она посмотрела на меня дико.

– Ты чего?

– А что? – спросил я. – Обожаю сладкое. Здесь у каждого свое название, представляешь? А у нас это все просто «восточные сласти».

Она сказала с отвращением:

– Ну ты и мерзавец… Перебил кучу людей, а теперь потянуло на сладкое?

– Думаешь, – спросил я с тревогой, – забеременел?..

– При беременности тянет на соленое, – ответила она. – Так говорят. Не смотри так, на себе еще не пробовала.

В магазинчике пожилой грузный мужчина в пестром национальном поднялся навстречу.

– Господин?

Я сказал бодро:

– Самое вкусное и самое сладкое!.. Такое, чтобы могло поспорить по сладости вот с этой…

Я указал большим пальцем через плечо, узнавая по стуку каблуков Эсфирь.

Хозяин посмотрел в ее сторону, вздохнул.

– Господин, у меня лучшие сласти в городе, но никакие не смогут спорить с вашей женщиной… Могу только предложить те, что лишь немногим уступают…

– Хорошо, – сказал я. – Упакуйте. Нет-нет, такие вот две… Хотя чего я жмусь, четыре!

Эсфирь сказала холодно:

– Зачем тебе столько? Я сладкое не ем.

– А ты при чем? – спросил я. – Сладкое нужно мне, человеку мыслящему. Сладкое – бензин для мозга. Высокооктановый бензин. А ты зато красивая.

Хозяин, пряча улыбку, завернул мне все сладости, на которые я указал, я расплатился и вышел, сопровождаемый Эсфирью, что идет, как и положено в мусульманских семьях, на два шага позади человека, по сторонам глазками не стреляет, женщина должна быть скромной, европейская она женщина или арабская.

Все это время, пока ехали и даже когда разговаривал с хозяином лавки сладостей, одновременно просматривал, как идет расследование взрыва в доме Хиггинса. Полиция причину объявила сразу: всего лишь небрежное обращение с газом, накопилось много, потому такой мощный выброс, но это версия для публики, а само расследование, конечно же, продолжается.

Эсфирь шагнула было через дорогу, но я придержал ее за локоть.

– Погоди, возьмем машину.

– Такси?

– Можно, – согласился я, – но здесь так много свободных…

Она сказала зло:

– Ты совсем охамел. Одно дело взять чужой автомобиль в минуту смертельной опасности…

– Погоди, – повторил я, – здесь другое. У меня, ты верно сказала, есть чутье насчет автомобилей. Я понимаю не только как отключить сигнализацию, но и какой из них оставлен на дни и недели.

Она посмотрела с недоверием.

– Мне кажется, мы уже во всех базах данных как злостные похитители автомобилей.

– Женщина, – сказал я кротко, – доверься человеку.

Она сдвинула плечами.

– А что я все это время делаю?

– Ты умная, – согласился я.

Она сказала едко:

– Для женщины?.. Ладно, не оправдывайся. Ты такой наглый и уверенный потому, что твои люди подтирают полицейские базы данных?

– Догадалась, – сказал я пораженно. – Может быть, ты все-таки мужчина?

Она сама села за руль разблокированного мною авто, а когда человек рядом на правом сиденье наслаждается видом из окна, то женщина за баранкой смотрится нормально даже в Саудовской Аравии. В этом случае женщина не женщина, а, как и принято, домашний негр.

Я же в самом деле поспешно подчистил в базе все упоминания о нас, как делаю всякий раз, и вообще постоянно просматриваю поступающие в полицию сведения на предмет чего-то полезного.

Да, много интересного, много возможностей, но приходится себя обуздывать, мало ли что могу, все-таки нужно делать то, что надо…

– А почему ты взялся за поиски третьей бомбы? – спросила она вдруг. – Я понимаю, первые две могли уничтожить Израиль, весь мир его обязан спасать, но тебе что до штатовских военных баз?

Я пробормотал:

– Если Израиль – кленовый листок на спине арабского слона, то весь арабский мир – такой же листок на спине слона-человечества. Все-таки важнее спасти этого самого большого слона, другого во вселенной нет.

Она нехотя выдавила кривую улыбку.

– Да, у тебя масштабы.

– Теперь уже и у тебя, – ответил я серьезно. – Не верю, что ты еще не заразилась дурью спасать мир. Я такой, заразительный.

– Не лопни от гордыни, – посоветовала она холодно.

– А ты в меня еще не влюблена?

– Меня от тебя временами вообще тошнит, – ответила она откровенно. – Самовлюбленнее и наглее вообще не встречала человека.

– Ага, – сказал я довольно, – уже влюблена! Первые, но неопровержимые признаки…

– Сейчас застрелю, – предупредила она, – а труп выброшу по дороге. Мир я если и буду спасать, то после Израиля. Мне все равно кажется, хоть это иррационально, что если даже мир погибнет, Израиль уцелеет.

– Нормально, – согласился я. – Женщины никогда не мыслили рационально. Что их не портит. Сиськи у тебя классные.

Она огрызнулась:

– Ах да, вы же рациональные доминанты!

– Вроде того, – согласился я скромно. – Так Господь повелел. Или ты против Господа?

– Иди ты, – сказала она.

– Раньше на первом плане, – напомнил я, – были угрозы нашим странам, как вот сейчас этот пустячок, когда погиб бы всего лишь Израиль. Да и то не весь бы погиб?.. Подумаешь, всего две бомбы!.. А теперь вперед вышли угрозы вселенскому слону! Так что вливайся в команду спасающих этого уникального животного, кем пока еще является человек.

Она нахмурилась, явно придумывает, как ответить поядовитее, а я еще раз просмотрел, что и как в местном полицейском участке. Там в первую очередь по факту взрыва и пожара озаботились, есть ли пострадавшие, затем – есть ли жалобы, но так как никаких заявлений в полицию не последовало, то традиционно любое расследование по факту идет достаточно медленно, в перерывах между неотложными делами, а потом постепенно затухает и откладывается в ящик нераскрытых и не столь важных дел. А то и объявят насчет неосторожного обращения с газовыми баллонами или утечкой газа.