Но боже вас упаси подумать, будто я призываю к сепаратизму. Ничего подобного. Я всего лишь констатирую факты, как они мне видятся. А видятся они мне крайне бесперспективными в том смысле, в каком слово «перспектива» выражает надежду россиян на будущие изменения к лучшему в сопоставлении не с нашим прошлым и настоящим, а с тем, как живут сегодня люди в странах с однородной общенациональной культурой и религией. Надеюсь, вам не придет в голову шальная мысль упрекнуть меня в том, что я второпях отчего-то запамятовал, например, о многорасовой Бразилии или, еще лучше, США, где собран такой букет всего, что впору кричать караул. «А вот и придет!» — отвечает кое-кто из вас. Ну, тогда я скажу вам на это, что расовые различия в той же Бразилии заметны только нам — адептам антирасизма. Самим же бразильцам совершенно недосуг за этим следить, поскольку целый год они только тем и заняты, что танцуют самбу, шьют костюмы к карнавалу и играют в пляжный футбол. Что касается Америки, то с ней еще проще: у этой нации колонистов вообще нет ничего своего, кроме негритянских блюзов, Билля о правах 1791 года, доктрины Монро и абсолютно непрошибаемого звездно-полосатого самомнения.

Чем была хороша коммунистическая идеология? Тем, что под ее знамена могли встать все кому не лень. Ее иллюзорные, недостижимые псевдоидеалы были вненациональны, конфессионально одинаково антирелигиозны, беспартийны по своей сути, в первое время они были одинаково привлекательны для всех, а в последнее — столь же одинаково чужды для всех. То есть принцип единообразия соблюдался всегда и во всем. Теперь же, попытавшись возвести общегосударственную постройку на фундаменте объективных реалий сегодняшнего дня, мы убеждаемся, что без державно-имперского подчинения и квазиидеологического диктата причесать всех под одну гребенку не получается. Откусить-то мы откусили, а вот проглотить этот непомерный кусман, который, как и ранее поданный к столу напиток, я бы назвал «Великодержавные страдания, вашу мать!», — сил уже нет никаких.

Однако, исходя из декларированного мною знания бесперспективности нашего будущего, не следует торопиться со скоропалительными выводами по поводу того, что жизнь не задалась, всё катится в тартарары, и самое время — биться в истерике головой о стену, заламывать руки и рвать на себе волосы. Мало того, что такой вывод был бы совершенно неверным, и не только бы нас не украсил, но и свидетельствовал о том, что мы ничем не отличаемся от разнеженных и слабохарактерных европейцев, готовых канючить по любому поводу, и даже устраивать марши протеста в связи с 1,5 %-ным повышением тарифов на пресловутые энергоносители, — так ко всему прочему подобный вывод был бы столь же бесперспективным, как и само знание, его породившее. И тут, я думаю, вы согласитесь со мной, что для одного народа знание его бесперспективного будущего и вытекающие из этого знания неблагоприятные выводы — это уже явный перебор! Как поется в одной популярной песне: «И зачем так много мне одной?» Отсюда напрашивается очевидный посыл — наша мирская жизнь как раз и служит тому, чтобы из неутешительных представлений о законах природы и общества суметь извлечь обнадеживающие следствия. Более того — важен даже не столько закон как таковой, сколько правильно почерпнутые из него следствия.

Вот, допустим, осенившая вас в ранней юности догадка, нашедшая со временем свое закономерное подтверждение благодаря вашей недюжинной наблюдательности либо вследствие овладения вами комплексом соответствующих научных знаний, — так вот, догадка о том, что человек — смертен. Она же не испортила вам жизнь? Не испортила! А ведь могла? Запросто! Ну в самом деле, вы со свойственной вам пытливостью постигли тайну закона недолговечности всего живого. Ну что ж, честь вам и хвала за это. Но от того, что вы умрете с почестями дотошного натуралиста, — вам же легче не становится! Не помогают даже откровенные разговоры с самим собой. Ну, допустим: «На основе накопленного мною опыта и знаний я уже почти теоретически усвоил, что человек — увы! — не вечен. Это неприятно. Но что самое неприятное — вот уж никак не ожидал такой подлянки! — оказывается, даже Я смертен!! Это уже просто нонсенс. Это вообще в голове не укладывается. Конечно, по мере накопления знаний я уже начал догадываться, что здесь что-то неладно, что как-то не сходятся концы с концами. Но чтобы настолько!.. И мысли, и плоть, а может быть, и душа… Как же дальше жить с таким неимоверным грузом познаний?» И тем не менее, вы живете. А почему? А потому, что закон — объективен, а вот следствия — субъективны! И каждый из нас этим успешно пользуется, правда, каждый по-своему. Можно до конца дней своих отравить себе жизнь этим подавляющим волю знанием, которое, повторяю, само по себе нейтрально, а можно им умело распорядиться, — всё зависит от вас. Одни — кто попроще, догадавшись, что не знание неминуемого конца отравляет им жизнь, а неотступные мысли о нем, — гонят их прочь и худо-бедно справляются со своей напастью. Другие, как граф Л. Н. Толстой, вознамерившийся было наложить на себя руки ввиду постигшего его внезапно осознания бессмысленности жизни из-за ее неизбежного предела, — по молодости лет и еще довольно долго потом, в связи с чрезвычайной литературной занятостью, эта мудреная мысль его как-то не посещала, — мучительно ищут и находят более сложные, а потому более надежные и универсальные следствия из непреложного закона конечного существования человека как личности, пользуясь которыми они прокладывают нетрадиционные пути к Богу и проникаются внецерковной верой в жизнь.

Обобщая бисером рассыпанные обрывки мыслей, хочу еще раз подчеркнуть и одновременно вас успокоить: само по себе знание бесперспективности нашего будущего не несет в себе ничего страшного, точно так же, как и знание того, что человек смертен. Всё дело в том — что из этого следует. А следует из этого вот что: если каждый из нас нашел для себя противоядие от кажущейся бессмысленности жизни по причине ее недолговечности — кто в вере, кто в чем другом, то против бесперспективности нашего общего будущего и искать-то ничего не надо, потому что оно нас просто не волнует. Точнее сказать, волнует, но не настолько, чтобы ломать из-за этого привычный распорядок дня, отлаженный образ жизни, отказываться от никогда неутихающего, а потому всегда злободневного противоборства с государственным и местным чиновничеством, схватка с которым требует от нас полной самоотдачи и громадного напряжения всех духовных и физических сил. Поэтому в нашей с вами жизни ничего не изменится. Как выращивали у себя на дачных грядках укроп с картошкой, так и будем выращивать, несмотря на происки колорадского жука, паршивые погодные условия и обещания каждого нового правительства обеспечить бурный рост сельского хозяйства; как колесили на «Жигулях» по ухабистым дорогам России, так и будем колесить, молча проклиная политику протекционизма отечественному автопроизводителю и чванство международных чиновников, в упор нежелающих видеть нас в своей Всемирной торговой организации; как ездили по обмену демократическим опытом в Северную Корею, так и будем ездить. Хотя не исключено, что вскоре Северная Корея переметнется к Южной. Ну ничего, у нас и без Северной Кореи будет с кем делиться опытом. Слава богу, есть еще Куба, Ирак, Ливия, Белоруссия… Как отключали в летний сезон на месяц горячую воду, так и будут отключать. Но разве могут эти мелкие неурядицы поколебать нашу веру в сложившийся порядок мироустройства! Прелесть нашей жизни как раз в том и состоит, что длительную полосу невезения рано или поздно сменяют лучезарные мгновения счастья. А много ли нам для этого надо? И если нам хотя бы на день раньше положенного срока подключат горячую воду, то считай — день этот прожит не зря. Единственное, что может омрачить такой светлый и радостный праздник, наполненный чувством высшего удовлетворения, так это закрадывающиеся в душу сомнения: «А навсегда ли? Не было ли это пробной топкой?»