– Пока на нас никто не нападает, – сказал он. – А вот когда мы пойдем дальше, еще неизвестно, на что наткнемся… На что угодно. Лучше встречать неприятности хорошо отдохнувшими.

– Не очень-то успокаивает, – откликнулась астробиолог. – Если ты, конечно, хотел нас успокоить…

РОЙ МАКАЛЛИСТЕР. Когда мы предложили орионовцам использовать нейтринную пушку для связи с Землей, никто не знал, сработает ли это вообще. Когда изнутри 2I пришли первые данные, весь центр зааплодировал. Мы получали аудио и видео из инопланетного корабля. И пусть экспериментальный сигнал не помог установить контакт с экипажем 2I, работа пошла. Это очень подняло наш дух. Приходилось радоваться даже небольшим победам.

И хотя Рао не собиралась спать, она заснула первой. То ли долгий спуск от шлюза вымотал ее, то ли дело было в темноте.

Дженсен уже была здесь. Она знала, как может действовать полное отсутствие света. Грань между сном и бодрствованием становилась очень тонкой. Даже когда тело было полно сил, ничем не занятый разум впадал в некое подобие транса, по крайней мере в те моменты, когда не заселялся фантомами и галлюцинациями. Чтобы отгонять эти порождения, Дженсен включила свои фонари на автоматическое вращение, так что они скользили по темноте и краю воды. Когда свет прошелся по лицу Хокинса, она увидела его мягкую искреннюю улыбку. Совсем не то, что ожидала.

– Мы с тобой никогда не ладили, – проговорил он.

– Можно и так сказать.

Майор чуть подался вперед и положил руки на колени.

– Ладно, мы не друзья, – проговорил он. – Меня сделали командиром отряда. Тебя сместили.

– Ты мне об этом постоянно напоминаешь.

Хокинс вскинул руки в примирительном жесте. Его вздох прозвучал странно, почти потонув в фоновых щелчках и потрескивании 2I.

– Ты уже давно стала астронавтом… Совершила много полетов.

Дженсен пожала плечами. Он собирается спросить, сколько раз она лажала? Сколько полетов сорвала? Этот вопрос ей задавали очень-очень часто.

Оказалось, майор подводил разговор совсем к другому. Он чуть передвинулся, подсел ближе к ней.

– Я слышал про эффект взгляда сверху. Верно? То, как астронавты видят Землю из космоса, их меняет. Заставляет чувствовать так…

– Как будто ничто не имеет значения, – договорила Дженсен и кивнула. – Вся та человеческая дурь, на которую мы тратим столько времени и сил… Сверху не видно границ между странами. Не видно того, за что мы воюем…

– Перед этим я управлял X-37d. Ты ведь знаешь.

– Ага.

– Я видел то же, что и ты, – сказал он ей. – Не смейся: я знаю, что по-твоему мой опыт не считается, потому что я управлял дроном из фургона на Земле. Но мои полеты ощущались не менее реальными, чем ты ощущала свои. Когда я в виртуале, когда лечу, то вижу то же, что видит мой корабль. Ощущаю, холодная у него обшивка или горячая. Его двигатели становятся продолжением моего тела. – Хокинс наклонился вперед еще сильнее, энергично взмахивая руками. – И когда я смотрю вниз, на Землю, то тоже это вижу…

– Что ты видишь? – уточнила она.

– Вижу, насколько она уязвима. Тоненький слой атмосферы, словно стеклянная скорлупа планеты. Вижу, как реки впадают в океаны, как смешивается и меняет цвет вода. Я наблюдал, как грозовые тучи собираются над горами, и я видел – тысячи раз – как солнце восходит над изгибающимся горизонтом. Дженсен, я видел Землю из космоса. И мне хотелось одного – оберегать ее. Защищать ее.

Бывший командир настороженно за ним наблюдала. Ждала, что он еще скажет.

– Ты считаешь меня злодеем. Считаешь солдафоном, который хочет отнять у тебя принадлежащее тебе… Это не так. Я хочу оберегать людей. Я всегда хотел только этого: оберегать людей.

Дженсен легла на поверхность барабана. На секунду закрыла глаза. Господи, как же ей нужно выспаться!

– Вот почему я согласился взять на себя командование отрядом. Только поэтому… Ты сказала, что знаешь, куда шли Фостер и его люди. Они направлялись к этой… кажется, ты назвала это «Структурой».

– За неимением лучшего слова, – ответила она.

Хокинс кивнул:

– Мы пойдем к той Структуре, что ты видела. Будем искать к-спейсовцев, – пообещал он.

Дженсен повернулась и посмотрела на него:

– Вроде бы ты счел их погибшими?

– Скорее всего, они действительно погибли, – сказал он, – но нам нужно что-нибудь найти, какой-нибудь способ коммуникации с пришельцами. А у меня других идей нет. Так что пока будем действовать по-твоему.

САЛЛИ ДЖЕНСЕН. Я так устала, что мне было даже приятно, что у кого-то хватает сил составить план. У меня их не было… В тот момент я действовала на инстинктах, моими решениями не управляли никакие рациональные соображения. Меня в 2I тянула потребность, желание спасти людей, которых я никогда не знала. Нечто не вполне разумное. Сейчас я могу это признать.

Рао свернулась на боку, подложив руки под шлем. Она не спала, хоть глаза у нее и были закрыты, и слышала, как разговаривают ее напарники, слышала, как шипят воздушные насосы ее скафандра, слышала несмолкаемые щелчки радио. И в то же время она не полностью бодрствовала. Часть ее сознания отключилась – от крайней усталости и дезориентации. А другая часть… переместилась в другое место. В Техас, где Парминдер росла.

Сороковые годы… Папа потерял работу и страдал депрессией. Мама работала по девяносто часов в неделю, продавая недвижимость, и обоим было не до стрижки газона на дворе. Лунный свет плотно ложился на некошеную траву, делая ее похожей на копну седых волос, точно таких же, какие были у бабули. Бабуля – иначе Парминдер свою бабушку и не называла – тихо покачивалась на качелях, что когда-то папа устроил на крыльце, а внучка свернулась у нее на коленях. Старушка улыбалась и гладила ее по щеке.

Это было не столько сном, сколько материализовавшимся воспоминанием. Рао слышала звон цикад – они миллионами пели в траве. Похоже было на сирены или далекие автомобильные гудки. Песня становилась то громче, то тише, исчезала вообще, а потом усиливалась так, что ушам становилось больно. Бабуля напевала, чтобы внучка быстрее уснула – пела под аккомпанемент нарастающего рева цикад, в темноте, в техасской ночи.

Они были не одни. Кто-то находился очень близко. Наблюдал за ними, но ничего не говорил. Не шевелился. Просто стоял и смотрел. Рао даже лица не могла разобрать, не видела, какое на нем выражение. Она попыталась сесть, чтобы посмотреть. Увидеть, кто пришел посидеть с ними на крыльце. Но бабуля шикнула на нее и положила ладонь ей на глаза, чуть посмеиваясь и продолжая петь. Парминдер потянулась своими ручонками и раздвинула бабулины пальцы, заставив старушку засмеяться громче, посмотрела в щелочку между ними, в темноту, и там был он… Санни.

Парминдер улыбнулась, бабуля рассмеялась, цикады сошли с ума, а Санни молча сидел в кресле-качалке рядом с ними. Рао так много хотелось ему рассказать! Стольким она не успела с ним поделиться, сколько мыслей и чувств не выразила. Но теперь он здесь, и у них будет время, в этом уюте и тепле… Санни начал подниматься. Вылезать из кресла, опираясь руками на подлокотники – вот только поднялась лишь верхняя его половина, а нижняя отвалилась, и ноги с деревянным стуком упали на доски крыльца. Из верхней половины вырвались отростки, словно праздничный серпантин, и, извиваясь в воздухе, оплели бабулю и Парминдер, покрыли крыльцо и поползли по траве.