— Я взял трубку вместо абонента. Пожалуйста, подождите.

— Что? — После некоторого колебания мужчина потребовал: — Дайте мне поговорить с Анной.

Это один из ее братьев? Голос казался знакомым.

— Подождите, пожалуйста.

Войдя вслед за Бронксом, Анна взяла телефон и одними губами произнесла «спасибо».

— Алло?

После паузы она жестко произнесла:

— Извини, но это не твое дело, — и раздраженно сдвинула брови.

Кто-то нарывался на неприятности. Бен схватил три печенья и направился на веранду, свистом подзывая Бронкса к себе.

Когда он покидал дом, то услышал:

— Нет, тебе нельзя вернуться, Джоуи.

Бен остановился как вкопанный. Блять. Ему потребовалась секунда, чтобы заставить себя снова двигаться. Он положил печенье на темно-коричневый плетеный столик, опустился в кресло и закинул ноги на перила.

Словно таракан, неприятное чувство заползало ему в самое нутро. Джоуи был последним «мальчиком» Анны.

Этого парня заводили порка кнутом, удары, и когда его яйца расплющивали. Ее прежний раб с подобострастием ожидал ее шлепков и ударов. Он был стройным, подтянутым и выглядел, как модель из рекламы мужского белья.

Полностью во вкусе Анны. И полная противоположность Бену.

Он сжал бутылку в руке так крепко, что та захрустела.

Джоуи снова хотел стать ее рабом, и это означало, что она могла бы вернуть своего красивого мальчика.

Но она сказала «нет». Только вот… она все еще разговаривала с этим мелким засранцем по телефону. Насколько он был убедителен?

Как сильно она хотела снова иметь раба?

Бен заскрипел зубами. Должен ли он дать ей знать, что у нее есть альтернативный вариант, и что он, Бен, готов служить ей?

Но он не раб, черт возьми. Да, он почти смирился с тем, что ему нравилось передавать бразды правления на сексуальной арене. Но остальное время? Это стоило обсудить.

Он нахмурился, глядя на парящую птицу — фрегата, чьи острые черные крылья резко выделялись на фоне голубого неба.

Если ей захочется двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, то… Блять. Смог бы он?

Но готов ли он от нее отказаться? Вернуться к пустым вечерам без споров с Анной о тактике единоборств или разговоров об огнестрельном оружии. Без борьбы на полу в гостиной. Без рассказов про очередной номер, который выкинул ее идиот кузен.

Бену было интересно ее мнение о его фотографиях, он хотел есть то, что она испекла для него, и смотреть, как она тайком подсовывает Бронксу запрещенные лакомства.

Он хотел любоваться солнечными лучами на ее лице по утрам, бегать рядом с ней трусцой по пляжу, наслаждаться ее неодобрительным взглядом, когда он добавлял сахар в свой кофе.

Нет, он не откажется от нее без борьбы.

И он не может знать наверняка, нравится ли ему быть «рабом», не попробовав. Черт его знает, если она вернется к Джоуи, у него никогда не будет такого шанса.

Анна вышла на веранду и опустилась в кресло рядом с ним. Через секунду она наклонилась вперед и обняла Бронкса.

Бен нахмурился при виде ее обеспокоенного лица. Это никуда не годится. Он встал, подхватил ее на руки и усадил к себе на колени. Мягкую и теплую. Ее бедра прижимались к той части его тела, которая быстро пробуждалась от ее соприкосновения с ним.

— Бен, — позвала она его по имени — ее обычное предупреждение, когда он хватал ее подобным образом. Но на самом деле она не казалась расстроенной.

Он вдохнул ее легкий, пряный аромат. От нее пахло корицей и ванилью — также аппетитно, как и ее выпечка.

— Я не могу позволить своему псу получить всю твою любовь. Ты заставляешь меня ревновать.

Он тут же пожалел о своих словах, тем более после звонка Джоуи. Чтобы отвлечь Анну, он уткнулся в ее шею и слегка прикусил.

Она дернулась, и его член встал по стойке смирно. Всегда готов, да, мэм.

— Что происходит, Бен? — она повернулась, обхватила руками его лицо и заглянула в глаза. — Ты сегодня сам не свой.

Хорошо. Она сама выбрала время и место, хотя он на самом деле предпочел бы это сделать, находясь глубоко внутри нее. — Я тут подумал. Про нас. Я хочу перейти на следующую ступень, — он улыбнулся. — Давай перейдем к Магнуму 44-го калибра.

Она слегка дернула головой и подняла брови.

Он провел пальцем по дуге одной изящно изогнутой брови, так отличающейся от его густых прямых линий.

Раздраженно фыркнув, она опустила его руку и нахмурилась.

— Магнум 44-го калибра. Ты хочешь быть единственным.

— Ага.

— Я завожу рабов, Бенджамин. Не любовников.

Почему он увидел беспокойство и зарождающуюся печаль в ее глазах? Она начала отстраняться от него.

Но он крепко схватил ее за задницу.

— Я думаю, что ты заботишься обо мне, и я очень забочусь о тебе. Так что, да, Магнум 44. Ты больше ни с кем не встречаешься, и я тоже. Мы друг у друга единственные. И я буду твоим рабом.

— Ты хочешь быть моим рабом? — Анна пристально изучала его лицо, будто оно могло раскрыть будущее, а не только его желание. — Не уверена, что это мудрая идея. Что для тебя значит быть рабом?

— Это значит, что я делаю то, что ты говоришь, стараюсь доставить тебе удовольствие: в постели и вне ее.

— Сторожевой пес, — тихо предупредила она. — Я строгая Госпожа. Это будет нелегко. Я предпочитаю жесткий протокол — никаких прикосновений, разговоров или сидения без разрешения. Я буду давать работу по дому и могу приказать взять на себя обязанности, которые тебе могут не понравиться.

— Я видел тебя с твоими рабами.

Она покачала головой.

— Ты уверен, Бен? Ты новичок в Теме. Я думаю, ты торопишь события.

Этот телефонный звонок ясно показал, что нужно поторопиться.

Мысль о том, что он может потерять ее, была невыносима. Что бы он сделал, чем бы пожертвовал, чтобы удержать ее рядом с собой? Слышать ее смех, чувствовать ее руки на лице, просыпаться, обнимая ее.

— Я уверен. Я не тороплю события.

Она нахмурилась.

— Есть разница между сабмиссивом и рабом. Я думаю, лучшее объяснение: сабмиссив — это кто-то вроде наемного работника, а раб — как солдат морской пехоты. Не так уж много возможностей сделать выбор.

Он служил в армии, в этом ничего нового.

— Я не живу со своими рабами, но они приходят ко мне, когда я этого захочу.

Они? Теперь пришло время прояснить твердое условие на этот счет.

— Я хочу быть единственным.

Когда она кивнула, он продолжил:

— Моя работа — отдельная история. И ты не контролируешь меня в