— Во Франции господствует террор. Я знаю, ты, в отличие от меня, совсем не интересуешься политикой, но тебе стоит знать, как опасно сейчас находиться во Франции — если ты, конечно, не относишься к «бешеным», как Эбер и Тальен. Людей вырезают целыми деревнями, стоит только одной-двум семьям осмелиться выступить против революционного режима. Иными словами, вина заключается уже в наличии какой-то связи с осужденным! Причины, по которой я когда-то поддерживала якобинцев, больше не существует. Власть захватила кучка безумных, радикально настроенных тиранов, не последним из которых является Робеспьер. Инакомыслие не позволено никому. Вспомни, что случилось с Жоржем Дантоном.

У Амелии перехватило дыхание.

— Мечась в своем ночном кошмаре, Гренвилл выкрикивал имя — оно звучало как Дантон!

Джулианна побледнела.

— Дантона казнили несколько недель назад. Он был якобинцем, Амелия, но стал выступать против Робеспьера и заплатил за это собственной жизнью.

— Я, должно быть, ослышалась, — решила Амелия, не в силах унять стремительно колотящееся сердце. — Саймону вряд ли приснился бы якобинец, которого недавно отправили на гильотину!

Но тут она вспомнила, как Гренвилл кричал о том, что там было много крови, что он не может выносить это… Амелия вскочила и принялась нервно расхаживать по комнате.

— Не могу представить, что Сент-Джаст — тайный агент, такой же, каким был в свое время Доминик, — понизив голос, заметила Джулианна. Она тоже встала. — Сент-Джаст — отшельник, Амелия.

— Надеюсь, ты права, и он — лишь отшельник, страдающий от приступов скверного настроения. Саймон никогда не обсуждает политику. Он вообще не производит впечатления человека, интересующегося войной, — успокаивала саму себя Амелия. Она действительно не могла представить Гренвилла во Франции, а даже если бы и так, чем ему там заниматься? Шпионить, подобно Бедфорду? Командовать войсками, как другие британские аристократы? В этом не было ни малейшего смысла. — Ну а кроме того, он так любит своих мальчиков! Не думаю, что он смог бы подвергнуть их жизни опасности — особенно теперь, когда они так в нем нуждаются!

Джулианна приобняла сестру.

— Мы не можем быть уверены, что его мучают кошмары именно о войне. Ему могло сниться что угодно, Амелия. Ты ведь не уверена в том, что слышала, будто он выкрикивал имя Жоржа Дантона. А даже если бы и так, они, возможно, до войны были друзьями. Подобно многим англичанам, Доминик в свое время знал немало французов. Но я попробую прямо спросить Доминика о том, что он знает о Сент-Джасте.

— Думаю, это хорошая идея. Если Саймон втянут в интриги Уорлока, Доминику наверняка об этом известно.

Джулианна пристально взглянула на нее:

— Ты продолжаешь называть его Саймоном.

Амелия вспыхнула:

— Я просто оговорилась.

— Ой ли? — скрестила руки на груди Джулианна. — Ты хотя бы не называешь его Саймоном, когда спрашиваешь, что он хотел бы отведать завтра на обед?

— Нет, — ответила Амелия, но почувствовала, как залилась краской до корней волос.

— Я волнуюсь о тебе, — повторила Джулианна. — Ответь мне честно. Ты все еще любишь его?

Амелия почувствовала, как все внутри вот-вот взорвется от напряжения.

— Как ты можешь спрашивать меня об этом? Я хорошо отношусь к нему и тревожусь за него. Только и всего.

Джулианна покачала головой:

— Ты все еще его любишь. Ты никогда не переставала его любить. Ничего хорошего из этого не выйдет, Амелия. Он воспользовался тобой когда-то. Неужели не помнишь? И он обязательно использует тебя снова.

— Не использует, если я буду осторожна, — возразила Амелия. Но тут же поняла, что не верит своим собственным словам.

Джулианна с сочувствием посмотрела на нее.

Амелия украдкой заглянула в столовую. Гренвилл сидел во главе стола, Джон располагался по одну сторону от отца, Уильям — по другую. Они как раз доедали основное блюдо — запеченную оленину с клецками и фасолевым рагу. На столе, покрытом золотистой льняной скатертью, красовались позолоченные столовые приборы и тарелки, белые свечи в медных подсвечниках и в центре букет из желтых роз. Мальчики были такими симпатичными в своих темносиних сюртуках! Гренвилл, выглядевший просто блистательно в бронзового цвета сюртуке, улыбался чему-то, что только что сказал Джон.

При виде этой картины сердце Амелии заныло. Она застыла, почти обреченно глядя на замечательную семейную сцену.

Улыбка полностью преобразила лицо Гренвилла. Джон тоже смеялся. Даже Уильям, всегда старавшийся быть таким взрослым, сейчас улыбался…

Они говорили о новой яхте и путешествии вверх по реке.

Амелия показалась в дверном проеме и подала знак слуге в ливрее, который стоял у буфета. Лакей тут же стал убирать тарелки, опустевшие после семейного обеда, и смахивать редкие крошки со стола. Амелия оторвала взгляд от лакея, занятого работой, подняла глаза — и встретилась взглядом с Гренвиллом.

Улыбка исчезла с его лица. Взор стал глубоким, пронзительным. Теперь его облик казался неудержимо притягательным. Но Амелия сумела вежливо кивнуть ему, после чего вышла из комнаты вслед за слугой.

Тем не менее ее учащенно бьющееся сердце не успокоилось даже тогда, когда она торопливо шагала за Питером в кухню.

— Можно подавать десерт, — сказала она.

Что же значил этот долгий, многозначительный взгляд?

Неужели она уже влюбилась?..

Когда серебряная тарелка наполнилась только что испеченными пирожными и пирогами, спешно поданными поварихой, Амелия глубоко вдохнула. Ей никак не удавалось выкинуть из головы сегодняшний разговор с Джулианной.

Гренвилл не участвовал в войне и революции, Амелия была уверена в этом. Он почти никогда не просматривал газет, тогда как их заголовки буквально кричали о последних событиях во Франции или официальных заявлениях, сделанных Питтом либо его военным министром Уиндхэмом. Амелия никогда не замечала, чтобы в какой-либо комнате лежала ежедневная газета со статьями о революции и ее влиянии на общество и Великобританию. А еще Гренвилл никогда не касался в разговоре темы войны. Другие могли подумать, что это странно — все вокруг только и твердили, что о войне, — но только не Амелия. В конце концов, думала она, леди Гренвилл умерла совсем недавно, и у Саймона было полно забот.

Джулианна была права. Амелия слишком погрузилась в проблемы его семьи, слишком привязалась к его родным. Она так беспокоилась о них и о нем… Но Гренвилл не играл с ней. Не использовал недавнюю трагедию, чтобы завлечь ее в свои сети. Даже предполагать такую ужасную вещь не следовало!

Чайник закипел. Несмотря на возражения Мэгги, Амелия сама налила кипяток в заварочный чайник. Слуга взял у нее поднос с чайником, чашками и блюдцами и направился в столовую. Амелия последовала за ним.