Она схватила трубку и позвонила Сергею:

— Какой лак или краску тебе завезли на склад перед пожаром? Название.

— «Саяны», кажется. А что?

— Так и есть, — выдохнула Елена. — Хлыст думал, что мы еще женаты.

— Какой Хлыст? Ты о чем? — Сергей не стал ждать ответа и пообещал: — Я сейчас зайду.

Он появился в кабинете Елены спустя всего пять минут. Вместе с ним был Марат.

— Вы откуда? — удивилась Елена, но гораздо больше ее интересовали другие детали, и она задала новый вопрос: — Петелин, во сколько к тебе на склад завезли лакокрасочные материалы?

— Поздно вечером, — припомнил Сергей. — Пришлось задержать рабочих, первый клиент все-таки.

— А возгорание случилось после полуночи, внутри закрытого склада. Так?

— В том-то и странность.

— И кто был клиентом?

— Ночной клуб собирался делать ремонт и арендовал место под стройматериалы.

— А ночной клуб называется «Формула скорости»? — чувствуя нарастающее возбуждение, спросила следователь.

— Да, но в документах их названия не было, мне на словах сказали. А ты откуда знаешь? — удивился Сергей.

— Проделки Хлыста? — стал догадываться Марат.

— Хлыстин сел, когда я была замужем. Он не знал, что я развелась, и первым делом ударил по мужу, решил разорить его.

— Вы о ком, ребята? — недоумевал Сергей.

— Хлыст хвастался в колонии, что поквитается со мной, — рассказывала Елена. — И сдержал слово. Сожженный склад — месть не тебе, а мне.

До Сергея постепенно дошел смысл сказанного. Он возмущенно выпалил:

— Так это все из-за тебя!

А Елена уже думала, как быть дальше.

— Хлыст хотел, чтобы я узнала, что он причастен к поджогу. Но подстроил все так, чтобы у меня не было доказательств. И просчитался! — заявила она.

— Меня разорили, чтобы отомстить тебе! Ты думаешь только о своей работе, — продолжал возмущаться Сергей. — К черту такую службу! Я потерял столько, сколько ты в этой конторе за всю жизнь не заработаешь.

Елена сжала пальцами виски, чувствуя, как учащается пульс, и обратилась к Марату:

— Уведи его, пожалуйста. Мне надо сосредоточиться.

Валеев принялся рьяно выполнять просьбу. Сергей брыкался, упрекая Лену:

— Тебе хоть стыдно? Мы дома еще поговорим!

— У тебя есть свой дом, — шипел ему на ухо Марат, силой выпихивая из кабинета.

Ольга Ивановна, как обычно в последние дни, хозяйничала на кухне Елены и вынудила ее снова ужинать с Сергеем. Аргументы озабоченной тещи звучали воинственно: «Он не к тебе пришел, а к дочке; я не кухарка, готовить каждому по отдельности», а цель оставалась прежней: «Не будь дурой, с денежным Сергеем тебе будет лучше, чем с грубым басурманом».

Елена прекрасно знала, что сегодня о дочери Сергей позабудет. Бешеный напор и внутреннее негодование он направит на нее, требуя принять меры, чтобы спасти его от разорения. Ты виновата, ты и спасай!

Она психологически подготовилась к встрече и ушла в глухую оборону, хвалила кулинарные способности мамы, а прочие вопросы игнорировала. Поджог крайне сложен в расследовании, обещать что-то на начальном этапе глупо, и по закону она не имеет права заниматься делом, где потерпевший ее близкий родственник.

Сергей убедился, что ничего не добьется от упрямой женщины, демонстративно переключил телевизор на деловой канал и стал громко комментировать новости. Мол, у кого-то дела идут отлично, люди яхты-самолеты покупают, потому что имеют поддержку во властных структурах и в правоохранительных органах, а его ненаглядная не последний человек в Следственном комитете — и что? Что он с этого имеет? Да ничего, дырку от бублика!

Сердобольная Ольга Ивановна пыталась примирить бывших супругов:

— Да ты не волнуйся, Сережа, Лена поможет. Ведь, правда, дочка?

Елена молча допила чай и собралась уйти в свою комнату, как Сергей возмущенно указал на телевизор:

— Ты посмотри, про твой «Нанохиммед» рассказывают.

Елена бросила взгляд на экран, где увидела Сурена Давтяна. В первый момент ей показалось, что в репортаже используется старая запись, но прислушавшись к разговору, она обомлела. Давтян жив!

— Мне пришлось имитировать собственную смерть и на время спрятаться, — рассказывал с экрана Давтян.

Сергей завистливо комментировал:

— Вот дела! Кто-то воскресает после смерти, а я тону при жизни.

— Я сделал это по совету следователя, — продолжал Давтян. — Опасность отравления была крайне велика, все знают, что произошло с моими партнерами, совладельцами «Нанохиммеда». Это огромная трагедия.

— Преступник уже пойман? — спрашивала диктор.

— Сначала я хочу поблагодарить старшего следователя Елену Павловну Петелину. Она спасла меня от верной смерти и поймала убийцу.

— Кто охотился на вас?

— Горько осознавать, но это мой бывший ученик Никитин. Человек возомнил себя гением, а на самом деле — он заурядный производитель наркотиков, за что и получил большой срок. В колонии он озлобился и решил мстить настоящим химикам, добившимся успеха в науке и новых технологиях.

— Сейчас вы остались единственным акционером «Нанохиммеда». Что будет с комбинатом?

— Уход из жизни моих друзей, основателей комбината — это огромная потеря. Теперь я буду работать за себя и за них и продолжу общее дело. Наша продукция спасает людям жизнь, теперь я, как никто, понимаю, что кроется за этими простыми словами.

Елена с трудом осмысливала увиденное. По-человечески она была рада, что Давтян жив, но, как профессионал, понимала, что допустила грубую оплошность, не убедившись в его смерти. Как к этому относиться? И стоит ли волноваться, если Давтян благородно протягивает ей руку помощи.

— Ну ты даешь, Ленок. Чужого мужика спасаешь, а своего… — Сергей укоризненно покачал головой и поднялся со стула. — Пойдемте, Ольга Ивановна. Сейчас она начнет хвататься за телефон и о нас позабудет. Чужие ей дороже родных.

Так и произошло. За телефон Елену заставил схватиться звонок начальника.

— Про Давтяна слышала? Это правда? — словно камни, бросал вопросы Харченко.

Пока Елена думала, как ответить, полковник продолжил атаку:

— Почему ты меня не поставила в известность? Мне звонят из пресс-службы, а я ни сном, ни духом. Это недопустимо! Что ты молчишь?

— С головой что-то не так, — пробормотала растерянная Елена.

— Ну, знаешь, если бы не твоя беременность, я бы тебя… — пригрозил начальник и смилостивился: — Ну ладно, завтра поговорим.