Катя промолчала.

— Я прав? — уточнил он.

— Да, правы.

Она отвернулась к окну, любуясь огнями ночной столицы.

Константин неожиданно завладел ее рукой и слегка сжал.

— Жизнь — довольно жестокая штука. Жаль, что вам пришлось так рано столкнуться с этим пониманием, — тихо сказал он, чуть поглаживая ее ладонь.

Катя ничего не ответила.

Объятие… Теплое, нежное, родное. Губы… Твердые, требовательные, безжалостные. Они пытали, искушали, забирали волю и лишали разума.

Поцелуй длился, заставляя забыть обо всем. Горячие, бесстыдные руки обнимали ее, пробираясь под тонкий шелк сорочки. Дыхание частило и сбивалось, не в силах справиться с полыхающим в крови желанием. Тело подавалось навстречу мощным, яростным толчкам.

Движения мужчины покоряли, подчиняли, властвовали. Вынуждали сдаться. Забирали жизнь и снова возвращали ее, даря ни с чем не сравнимое ощущение эйфории.

— Пожалуйста…

Минуты растворились в вечности, мысли исчезли, само существование сузилось до алчных, ненасытных губ, властно диктующих свою волю и пресекающих малейшее неповиновение.

— Еще…

Ритм стал быстрее, зарождая внутри неукротимую потребность чувствовать сильнее, ярче, острее. В душе поселилось странное предвкушение. Вот… Вот сейчас… Совсем немного и…

— А-а…

— Катиница…

Она подалась навстречу, стремясь отдать всю себя. Растворилась в выжигающих душу объятиях. Застонала, поглощенная волной яркого наслаждения. И… В тот же миг осталась одна.

Утро принесло сюрприз.

— Сегодня вечером мы вылетаем в Рим, — после завтрака, огорошил Катерину босс. — Возвращаемся послезавтра ночью. Свяжитесь с Еленой и закажите билеты.

Елена Игоревна была представителем авиационного агенства, занимающегося обслуживанием VIР-клиентов. За время работы, Кате уже не раз приходилось сотрудничать с этой дамой, и сейчас она только кивнула боссу, набирая знакомый номер.

— Да, и еще, — заметил Терсенов. — Захватите с собой пару вечерних платьев, они вам пригодятся.

Вот как? Интересненько.

Гораздо позже, сидя в самолете, Катя спросила у Константина, что именно ждет их в Риме.

— Несколько деловых встреч, — коротко ответил Терсенов.

— Это для них мне понадобятся платья? — уточнила Катерина.

— Они понадобятся вам для ужина, Катерина Алексеевна.

О, нет. Опять наблюдать за бурной личной жизнью босса? Увольте. После той первой поездки, она старалась избегать подобных мероприятий.

— Константин Сергеевич, мы же договаривались, — Катя укоризненно посмотрела на Терсенова.

— Я помню, — кивнул тот. — Но тут особый случай. Италия, Катерина, — он усмехнулся. — Вы же не собираетесь проводить вечера в тишине своего номера? Тем более, что не так давно сами расписывали мне прелести путешествий и знакомств с красотами мира.

— А у нас будет время на знакомства с красотами? — уточнила она.

— Не много, конечно, но мы что-нибудь придумаем.

Константин взглянул на нее с доброй усмешкой, и Катя, помимо воли, залюбовалась им в этот момент. Как же Терсенову шло подобное выражение лица.

— Отдохните пока, — посоветовал ей босс. — Предыдущая неделя выдалась тяжелой.

— Да, нет, не особо.

Катя пожала плечами.

Звуки музыки, раздающейся из наушников, заставили ее понинтересоваться:

— А можно узнать, что вы слушаете?

Константин взглянул на нее с непонятным выражением и молча протянул тонкий проводок.

Необычная композиция, низкий мужской голос, четкий, завораживающий ритм… Катя посмотрела на босса, и тот без слов понял ее вопрос.

— Йелло, — сказал он. — Швейцарская группа. Одна из немногих, что держатся на плаву уже больше трех десятков лет. Отличные ребята. Любят то, что делают, и работают без халтуры.

— Круто, — кивнула Катя. Она сама не заметила, как принялась покачивать ногой, в такт убыстряющейся мелодии.

И чем дольше слушала, тем отчетливее понимала, что эта музыка очень похожа на самого Константина. Такая… мужская, что ли. И в ней, как и в Терсенове, за внешней сдержанностью, кроется настоящий взрыв эмоций. И тайна.

— Оут оф довн, — тихо повторила она слова песни. — Закат?

— На закате дней, так будет правильнее по смыслу, — уточнил Константин.

— Классная композиция. Почему-то, берет за душу.

Она прикрыла глаза, погружаясь в необычные звуки.

Костя задумчиво наблюдал за Катериной. Девушка так сосредоточенно слушала старину Бланка…

Вот уж, никогда бы не подумал, что ей может понравиться Йелло. Совсем ведь не женская музыка. Электронная, тяжелая, груженная, даже. Короче, не для всех. А Катя искренне кайфует. Это удивляло, и, одновременно, вызывало какое-то безотчетное чувство сопричастности, сродства, близости.

Он сам не знал, почему отдал ей наушники. Проверить хотел, что ли? Как далеко она зайдет в своей смелости? А то, что в последнее время девочка осмелела — факт. Не иначе, влияние Митроса. Тот ее постоянно троллит, но Катя научилась давать ему сдачи. И это радует. Поначалу, он пытался вмешиваться, одергивал брата, но потом понял, что Катерина в его защите не нуждается и отошел в сторону.

А она освоилась и перестала смущаться. Вон, даже сама с ним пытается заговаривать. И смотрит без боязни. Без того тошнотворного страха, который мелькает в глазах всех его сотрудников. Люди не понимают, чего они боятся, но инстинкты заставляют их держаться настороже. Еще бы. Он, с его бездонным резервом, может выпить любого из них за секунды. А эта… Смелая.

Он смотрел на Катю, и сам не замечал, как машинально фиксирует скользящие по ее лицу эмоции. Любуется улыбкой. Ловит отражение мыслей. Считывает настроение.

Уже потом, когда они прилетели в Рим и добрались до отеля, он еще раз проанализировал поведение своей секретарши и понял, что так цепляет его в этой девочке. Искренность. Невероятная, сражающая наповал искренность и полное отсутствие лжи.

Тогда, в самолете, он глядел на ее лицо и видел все, что творится у нее в душе. Ощущал предвкушение и радость, чувствовал ее внутреннюю свободу, удивление и глубоко запрятанную застарелую боль. Он знал природу этой боли. Выяснил не так давно. Петр Андреевич раскопал прошлое Кати и доложил ему про ее отца. Тяжелая история. Два года борьбы с раком, многочисленные операции, долги, продажа хорошей квартиры в центре… То, что отец был для нее всем, Костас понял и без рассказа Трофимова. А вот про мать Петр Андреевич так и не смог сказать ничего, кроме данных биографии. Коренная москвичка, учительница, член КПСС, шестидесяти пяти лет от роду Елена Борисовна слыла человеком принципиальным и правильным. Правда, Константин догадывался, что в отношениях Катерины с матерью не все гладко. Было что-то в поведении Кати, что наводило на такую мысль. Какие-то мелочи, обрывки фраз, да, и редкие звонки. Он, помнится, удивился, просмотрев распечатки. С друзьями Катерина общалась постоянно, а вот с матерью…