Потом я вижу вдалеке лицо и протянутые ко мне руки. Я слышу крики: «Гельмут, вылезай!» Я тянусь дальше, к свежему воздуху. Наконец я снаружи. Спрыгиваю с танка и падаю на землю. Эгон вернулся и вытащил меня — спасибо, друг! Он помогает мне подняться, и вот я снова на ногах. Пролетающие пули стучат по корпусу. Мы отбегаем в сторону, подальше от врага. Там находим Отто. Но где же Арно и Карл? Отто указывает на башню — боковые люки закрыты — и кричит: «Оба погибли на месте, еще до того, как я выбрался!» Я не могу в это поверить. Арно Эльтус из Кёнигсберга, мой наводчик, погиб. С ним и с Отто мы были знакомы еще по Хасселту — все время были в одном экипаже. Мы вместе шли в первый бой, вместе одержали первые победы. Теперь Арно погиб. Он остался в башне — как страшно было понимать это.

Из открытых люков валили черные клубы дыма. Мы побежали к своим позициям. Вдруг я услышал: «Гельмут, ты горишь!» Я бросился на землю и начал кататься по ней, а Отто и Эгон помогли сбить пламя. Вокруг нас снова засвистели пулеметные очереди. Мы все бежали и бежали. Наконец на обратном скате холма мы нашли немецких солдат и убежище. Солдаты что-то пытались говорить нам, но я больше ничего не слышал и не понимал.

Я все видел, но ничего не узнавал. Я ощущал лишь сильную, жгучую боль. Потом стало темно и тихо. Я понял, что лежу на полу в помещении. Кто-то пытается помочь мне, но я не вижу кто. Потом я вдруг понимаю, что голос говорит мне: «Успокойся… Спокойно… Ты на нашем перевязочном пункте, в безопасности». Вокруг снова становится черным-черно. Вдруг рядом появляется Отго и говорит: «Когда стемнеет, я приду и заберу тебя отсюда!» Я счастлив, но потом в глазах снова темнеет. Земля дрожит, ревут моторы, раздаются крики: «Танки уходят!» Я глубоко обижен — Отто же обещал забрать меня. Дневной свет бьет в помещение сквозь двери. Я вижу чужую форму, слышу звонкий голос: «Есть здесь кто-нибудь из СС?» Больше не слышно выстрелов, взрывов. Меня быстро грузят в санитарную машину. От страшной боли я снова теряю сознание. Пребывание в полевом госпитале в Кане и перевозку по морю я помню, словно в полусне. 21 августа, уже в Лидсе, я пришел в себя и понял, что попал в плен. Из госпитальных документов я узнал, что утром 9 августа наш перевязочный пункт во Франции сдался солдатам польской 1-й танковой дивизии».

9 августа последние «тигры» 102-го танкового батальона СС были выведены из боев под Виром и выступили в направлении Фалеза. Накануне для атаки против важного узла нашей обороны был стянут сильный англо-канадский танковый корпус. Части I и II танковых корпусов СС вели жестокую схватку с численно превосходившим противником. Только на участке дивизии «Гитлерюгенд» в ближнем бою было уничтожено больше ста вражеских танков.

Наша боевая группа была придана 271-й дивизии. В соответствии с устным распоряжением командира и начальника штаба 271-й дивизии, оборонявшейся на участке от Сен-Жермена до южной окраины Брене и далее через северную окраину Френе и северную окраину Эпана до северной окраины Круазиля, мы немедленно выступили в район боев. Следуя по указанному маршруту, мы достигли Мартенвиля и устроились лагерем в лесу к северо-западу от Турнебю, откуда мы могли обнаружить любую танковую атаку в этом районе.

В течение дня 10 августа на левом участке дивизии была отражена атака нескольких бронемашин. Днем поступили сообщения о сорока танках, замеченных в районе Эпана, Ле-Монселя и западнее. Разведка показала, что двенадцать вражеских танков и несколько бронемашин прорвались в овраг к юго-западу от Ле-Монселя. Немецкая пехота уже побежала в тыл, побросав оружие, и остановить ее удалось лишь с большим трудом. Немецкий пехотинец образца августа 1944 года был совсем не тот, что в 1939 году, когда он шел в бой с несокрушимой верой в победу.

При поддержке «тигров» пехота вернула прежние позиции. Снова Лоритц поджег четыре вражеских танка, а остальные отступили на север. «Тигры» оставались на линии фронта до заката, обеспечивая поддержку пехоте, занимавшей окопы.

После 6 часов вечера рота получила известие, что этот район может подвергнуться удару английской авиации. Полковой КП немедленно был перенесен в Пласи. Связь с дивизией поддерживалась через командный пункт Кюнингера.

Нашему дальнейшему наступлению мешала пересеченная местность, поэтому мы попросили пехоту по обе стороны от танков защищать нас от атак вражеской пехоты. От нас требовалось предельное внимание, и мы постоянно осматривали местность в бинокли.

Лишние разговоры в танке во время атаки были не в чести. Мы обменивались результатами наблюдений короткими словами и фразами. Микрофоны переговорных устройств были настолько чувствительны, что передавали даже звуки глотков и легчайшие покашливания. Все четыре комплекта наушников были соединены через переговорное устройство и подключены к приемопередающей радиостанции.

На склон высоты километрах в семи к северу от нас обрушился массированный удар наших реактивных минометов. Эта атака совместно с первой ротой, наступавшей с другой стороны, должна была замкнуть окружение вокруг английских танков. В боевом приказе от 12 августа значилось: «Оборона против танковых атак на участке 271-й пехотной дивизии».

Уже в 7 часов утра нашей роте сообщили, что двадцать шесть вражеских танков прорвались на юг восточнее Барбери. Рота прикрыла дороги на Эпан и Френе, отправив на каждую по одному танку. Мы же оставались в городе в резерве, пока не пополнили запасы. Шройф двинулся вдоль дороги на Френе и Барбери с шестью танками и вышел к высоте на северной окраине Сингаля. Он уже поворачивал на восток, когда получил сведения о прорыве пяти танков в сопровождении английской пехоты. В небольшом лесочке, по сообщениям, тоже находились танки и пехота.

Во время танковой дуэли Лоритц сжег пять вражеских танков и разведывательную машину, а Родингер и Мюнстер — еще по одному танку. Рота удерживала занятые позиции, пока к фронту не подошла пехота.

Едва минул полдень, как откуда ни возьмись, на нас обрушились залпы сотен орудий. Английский «паровой каток» начал разламывать немецкий фронт, сравнивая город с лицом земли вместе со всем живым! Буа-Альбу и примыкавшие к нему с севера немецкие позиции были затянуты стеной дыма. Английские снаряды градом обрушивались на крыши, стены, окна и улицы. Артиллерийский огонь невиданной силы и ярости пронесся по городу, словно ураган. Раненые солдаты оказались в ловушке под обломками обрушившихся крыш и стен. Коридоры и помещения перевязочного пункта были переполнены беспомощными ранеными. Все они живьем были погребены под рухнувшими стенами. Около 14.00 огонь артиллерии начал заметно слабеть, но с северной окраины деревни донеслась стрельба. Шум боя приближался: рокотали пулеметы, рвались ручные гранаты, лязгали гусеницы танков.

Прежде чем строить какие-то планы, Шройфу пришлось собирать людей, застигнутых врасплох мощным обстрелом. Пяти «тиграм» под командованием Лоритца, находившимся севернее Турнебю, было приказано немедленно вернуться в Буа-Альбу. Перед лицом численно превосходившего противника танк Гюнтера отступил к деревне, подбив при этом три вражеских танка. На полной скорости он проскочил по деревенским улицам, на которых кое-где уже появились пехотинцы противника, и скрылся в заросшем кустарником овраге метрах в 300 от деревни, по дну которого протекал ручей. Потом Лоритц, вернувшийся из Турнебю со своими танками, на высокой скорости ворвался в Буа-Альбу и в упор расстрелял английские танки. Ошеломленные «томми» попрятались в развалинах и боковых улочках, перегруппировались там и снова напали на наши машины.