– А что скажешь на это ты, зять?

Тит спокойно выдержал его взгляд.

– Когда я был мальчиком, мой дед велел мне учить список царей: Ромул, Нума Помпилий, Туллий Гостилий, Анк Марций, Тарквиний Старший, Сервий Туллий. Тарквинию Гордому суждено было стать самым последним царем – его сменило нечто странное под названием «республика». Что это такое? Насмешка? Ошибка? Эксперимент, который провалился? Сегодня последний день республики. Завтра люди будут кричать на Форуме: «Да здравствует царь Кориолан!»

Он выхватил меч и поднял руку к Гнею. Конь его вскинулся на дыбы.

– Да здравствует царь Кориолан! – воскликнул он.

Отряд верных воинов, которые бежали из Рима вместе с Гнеем и во всех его походах составляли авангард, услышал клич Тита и повторил его:

– Да здравствует царь Кориолан!

Этот крик мигом подхватила вся огромная армия:

– Да здравствует царь Кориолан!

Люди вздымали мечи в салюте, били ими по щитам, создавая страшный шум, и восклицали снова и снова:

– Да здравствует царь Кориолан!

Клавдий сник. Коминий развернул колесницу. Облако пыли поднялось позади них, когда они поспешили обратно в Рим.

Вскоре воины Кориолана разбили лагерь в нескольких милях к югу от города.

* * *

На следующее утро армия поднялась на рассвете и двинулась к городу.

Кориолан, как всегда, ехал во главе войска, рядом с Титом и в сопровождении конного римского отряда. С каждым шагом они приближались к Риму. Впереди маячил пологий холм, и они знали, что, как только поднимутся на его вершину, откроется вид на другие холмы – холмы Рима.

И тут сквозь стук копыт, лязг железа, скрип кожи и другие звуки, издаваемые движущимся войском, до слуха Тита, сначала едва-едва, потом все громче и громче, стал доноситься другой, непонятный шум. Направление удалось определить сразу, он слышался из-за того холма, впереди, но понять, что это за шум, было невозможно. Создавалось впечатление, будто по ту сторону находится нечто пугающе огромное, страдающее, пребывающее в крайней степени отчаяния. Наверное, подобные звуки можно было услышать, разве что спускаясь в царство Плутона.

Гней тоже услышал этот шум, нахмурился и повернул одно ухо вперед.

– Что это? – прошептал он.

– Не знаю, – сказал Тит, – но у меня от этого шума мурашки по коже.

Сверхъестественный страх овладел им. Что, если боги все же любят Рим больше, чем Кориолана? Что, если, изменив Риму, Тит и Гней согрешили против богов? Что за неведомое порождение рока могли измыслить и сотворить боги, дабы оно встретило их на дороге в Рим? А может быть, земля разверзлась и за холмом открылся провал в Аид, куда все они канут навеки. Похоже на правду, ведь именно так мог бы звучать хор мертвецов.

Лишь добравшись до вершины, они все поняли. Костяшки пальцев Гнея, державших поводья, побелели. Тит тяжело сглотнул и оглянулся. Даже закаленные в битвах воины в передних рядах побледнели, услышав этот обескураживающий шум.

Они выехали на гребень. Перед ними, словно растянувшаяся вдоль прямой дороги гигантская черная змея, тянулась от самых городских ворот процессия женщин, облаченных в траур. Казалось, из города вышли все женщины Рима.

Теперь стало ясно, что в этот нечеловеческий звук сливались их причитания, стоны, всхлипывания, молитвы и даже взрывы безумного смеха. Некоторые из них вышагивали напряженно, словно в сомнамбулическом сне, другие корчились и мели дорогу своими распущенными волосами.

В контрасте с остальными женщины первых рядов процессии шли с достоинством. Они высоко держали головы и хранили молчание. По головным уборам из переплетенной красной и белой шерсти на подстриженных волосах Тит узнал среди них весталок. Их было пять. Одну, как всегда, оставили поддерживать священный огонь в храме Весты. Во время такой напасти было особенно важно, чтобы он не угас. Перед весталками шествовали три женщины – босые, одетые в темные рваные лохмотья, как нищие или плакальщицы. Ступни их, явно непривычные к хождению босиком, кровоточили. Было видно, что ходьба дается им с трудом, однако они не спотыкались и не сбивались с шага.

Так же как при предыдущей встрече с сенаторами, Гней дал знак армии остановиться, а сам с неизменно державшимся рядом Титом выехал вперед.

– Позор сенату! – проворчал Тит. – Послам города не удалось остановить тебя, так теперь они дошли до того, что послали женщин!

Гней промолчал. Тит глянул на него и вместо язвительного выражения увидел на лице друга беспокойство. Глаза его блестели. Сердце Тита упало – он почувствовал недоброе.

По сигналу весталок все женщины остановилась, но те три, что были облачены в лохмотья и возглавляли процессию, продолжили движение и остановились, лишь сойдясь с всадниками почти вплотную. Посередине стояла Ветурия, мать Гнея. Она выглядела гораздо старше, чем когда он видел ее в последний раз, и, хотя стояла прямо, явно нуждалась в помощи. Две другие женщины, по обе стороны, поддерживали ее под руки. Справа от нее стояла жена Гнея Волумния, а увидев третью женщину, Тит ахнул – это была его жена Клавдия, которую он не видел с того дня, как покинул Рим. Ее лицо было измождено горем, глаза опущены. На него она не смотрела.

А вот Ветурия, напротив, впилась взглядом в сына.

– Гней! – воскликнула она.

– Матушка! – прошептал он.

– Неужто ты будешь выситься над своей матерью как господин, который смотрит сверху вниз на раба?

Гней тут же спешился. Тит последовал его примеру. Но в то время как Гней шагнул вперед, Тит отшатнулся и вцепился в поводья, скорее для того, чтобы поддержать себя, а не удержать коней. Неожиданно он почувствовал головокружение, схожее с тем, которое испытал на Тарпейской скале, когда получил удар в голову. Все случившееся между тем и нынешним моментами показалось сном, и он боялся, что вот-вот будет грубо разбужен. Его сердце неистово билось, грозя выскочить из груди.

Приблизившись к матери, Гней протянул к ней руки, но она не приняла его объятий. Он отступил назад.

– Почему ты не обнимешь меня, матушка?

– Если я подниму руки тебе навстречу, то Волумния с Клавдией перестанут поддерживать меня, и я упаду на землю.

– Я бы подхватил тебя.

– Лжец!

– Матушка?

Мать воззрилась на него с гневом.

– Когда-то я не боялась старости, ибо верила, что в ту пору, когда не смогу держаться прямо, меня поддержат крепкие руки сына. Но вот настало время, мне потребовалась твоя поддержка, Гней, а тебя рядом не было. К моему великому стыду, я вынуждена опираться на других. И пусть боги сделают меня полной калекой, если я вообще обопрусь на твою руку!

– Суровые слова, матушка!

– И вполовину не столь суровые, как та судьба, которую ты уготовил мне.