– Увидимся в следующее воскресенье! – кричу я.

Мы не задерживаемся, чтобы дождаться ответа.

– Одри, Одри, вставай! Боже, эта девушка может проспать все на свете.

– Что? – спрашивает Одри, ее глаза все еще плотно закрыты. – Где пожар?

– Давай. Мы проспим завтрак.

– Может, пойдешь побегаешь? – Она неохотно открывает один глаз.

Я вздыхаю.

– Уже.

– Поиграть на рояле?

– Ни за что, не так рано утром. Ну, давай, ленивая ты задница. – Я стягиваю одеяло с Одри и бросаю ей на голову полотенце. Она стонет.

– Ты нереально раздражаешь, ты знаешь это?

– Да, но ты получишь компенсацию. Я попросила повара приготовить шоколадные круассаны. Ты ведь любишь их, да? А теплыми они гораздо вкуснее.

– Хорошо. – Одри берет полотенце и, стеная, плетется в ванную. Когда она появляется снова, то выглядит более оживленно… но все еще бросает на меня недовольные взгляды. – Ну и где эти легендарные круассаны?

Мы спускаемся по лестнице в столовую, где один из поваров, Сэнди, ждет, как и обещал, со свежей, теплой выпечкой. Мы с Одри берем свою порцию и садимся за стол.

– Ну, какой план на сегодня? – спрашивает Одри. – Я слегка измотана. Может, просто расслабимся и посмотрим киношку в общей комнате или типа того?

– Ни за что… только не теперь, когда у нас есть пропуска. Мы должны проверить «пернатых».

– Ты действительно думаешь, за этим что-то есть?

– Ну, подумай о прислуге: кухня, техники, садовники – тут, в Иллюмен Холле. Это люди, благодаря которым школа живет.

– И какое отношение они имеют к «сорокам»?

– Ну, я имею в виду, а что, если эти люди знают об «Обществе сороки» больше? Что, если они и есть «Общество сороки»? – Ищу одобрение на лице Одри. Но не нахожу его. Вздыхаю: – Я знаю, это достаточно вольная ассоциация, но смотри: у нас есть теперь пропуска. «Пернатые» сегодня очень заняты, занимаются генеральной уборкой общих комнат. Давай проверим служебные помещения, поищем там другие зацепки.

– Давай…

– Идем. – Я встаю и хватаю ее за руку.

Столовая пуста, и мы мчимся к двери с надписью «Только для персонала». Я провожу картой и толкаю дверь. Одри следует по пятам.

– Ого, декор только для студентов, а? – Я понимаю, о чем она. Как только мы попадаем в помещение для персонала, стены окрашиваются в кремовый цвет, на них нет украшений, они резко освещены флуоресцентными лампами.

– Да, сурово. В самой старой части здания, которая была когда-то главным Домом, площадь служебных помещений больше, чем площадь самого Дома.

– Звучит дико.

Коридор ведет в подсобку, до краев заполненную бельем. Простыни свисают с потолка и стен. Тут слышен лишь грохот стиральных и сушильных машин. Это несколько дезориентирует.

– Вау. Тут точно полно стирки.

– Погоди, а тебе это не кажется немного странным? Повсюду висят совершенно сухие простыни, и все же работают сушилки?

– Ну и что?

– Зачем развешивать простыни, если тут куча сушилок? – Почему мне кажется, что это – отвлекающий маневр, прикрытие? Может, я вижу то, чего нет?

Но затем я вглядываюсь пристальней.

– Эти простыни не выглядят свежими. Они пахнут как-то затхло. Ручаюсь, их повесили не только что.

Я поворачиваюсь и вижу, как Одри нюхает простыню. Она морщит нос.

– Не улавливаю, зачем вешать тут простыни так надолго. Создать видимость занятости? Продемонстрировать, для чего используется эта комната? – Она осматривается, отдергивая углы простыней. Я делаю то же в поисках бог весть чего.

– О боже, взгляни на это! – вскрикиваю я, задохнувшись.

Одри бросается ко мне, когда я отбрасываю простыню, чтобы увидеть… богато обшитую дубовыми панелями и украшенную искусной резьбой стену.

– Ого! В этой школе полно скрытых сокровищ. В Америке такого ни за что не увидишь. – Одри пальцами проводит по резным изгибам на деревянных панелях.

– Смотри сюда. – Она показывает на панель с вырезанной на ней птицей. Силуэт отдаленно напоминает сороку. Это не может быть совпадением.

Я толкаю ее. Ничего. Пытаюсь поддеть ее ногтем. Снова не получается.

– Может, это не дверь? – спрашивает Одри сдавленным голосом.

– Я просто… мне кажется, эта панель выступает. – Я продолжаю тянуть и толкать, пока в конце концов мне не удается ее провернуть – она скользит внутрь, открывая небольшой проход. Длинный и темный, и я ничего не вижу внутри.

– О боже! – Одри хлопает в ладоши. – Куда он ведет? – Она заглядывает мне через плечо в темный коридор.

– Понятия не имею. Я думала, что могу по памяти нарисовать карту школы, но даже не подозревала о существовании чего-то подобного. Может, он ведет в бомбоубежище… ну, оставшееся со Второй мировой? – Шарю по стене внутри, но не могу найти, где включается свет.

– Мы точно туда пойдем? Что, если мы не сможем выбраться назад? У этой школы план здания, должно быть, как у Таинственного дома Винчестеров [15]. Это бессмысленно.

Одри колеблется, но все же идет за мной.

– Все будет в порядке, – заявляю я с уверенностью, которой сама не чувствую. – Не отставай. Мы можем подсвечивать себе телефонами. У тебя же полная зарядка?

– О да, эту ошибку я больше не повторю!

Одной рукой я ощупываю стены, другой подсвечиваю себе фонариком телефона. Коридор очень узкий, а половицы под ногами – старые и пыльные, с ржавыми гвоздями, торчащими под разными углами. Я делаю шаг вперед и слышу скрип. Смотрю вниз и понимаю, что стою на прогнившей, наполовину осыпавшейся половице.

А в следующее мгновение я падаю.

Я кричу, когда пол рассыпается под ногами Айви. Но она взмахивает руками, и я подхватываю ее под мышки. Поднимаю ее обратно на твердую землю, и мы обе разражаемся нервным смехом.

– Что это за место? – спрашиваю я. – Думаешь, это одно из убежищ времен Второй мировой, о которых ты говорила?

– Не знаю. Это место выглядит еще более старым. – Айви явно заинтригована. – Посмотри… похоже на какое-то старое граффити. – Она дотрагивается до каракулей: «Джей Би». – Может быть, это убежище священника. Я знаю, в этой части школы были такие. – Должно быть, я выгляжу озадаченной, потому что она продолжает: – Во времена Елизаветы католических священников преследовали, считалось, они плели заговор против королевы Елизаветы I, так что люди прятали их в подобных убежищах, чтобы защитить.