И теперь, когда она нежится в ванне, а в большое окно светит солнце, то Жан-Луи де Карноэ в раме из черного дерева совсем не выглядит таким недовольным, как в гостиной. Его взгляд, выполненный в особой технике, добродушно следует с портрета по всей комнате, а павлины на стенах продолжают распускать хвосты в честь этих двух Карноэ, объединенных каким-то неведомым сговором.

Визит к семейному нотариусу в Порт-Луи был очень скучным. Бени должна была подписать там документы, поскольку не присутствовала при оглашении завещания, ведь тогда никто и не подозревал, что она будет в числе наследников. Здесь были почти все дети Франсуазы де Карноэ: толстый Эрван приехал из Родезии; приехали двойняшки — нежная Шарлотта и Эрве, невинный священник с Реюньона, он упорно продолжал носить старую сутану, несмотря на новый вид облачения, утвержденный Ватиканом. Не хватало Эды, но из своего монастыря в Питивьере она прислала доверенность, и, конечно же, Ива, отца Бени.

Все взрослые смотрели на Бени, как на ребенка, которому только что достался подарок не по возрасту, кроме, может быть, двойняшек, но они, как всегда, блуждали в умственном тумане. Сам мэтр Торфу временами поглядывал на эту молодую Бенедикту, как на нечто неуместное в своей конторе. Он зачитал завещание, и тогда Бени узнала, что «Гермиона» — не единственное ее наследство: также ей принадлежала часть акций «Симпсона», президентом которого был дядя Лоик, и это, как оказалось, составляло существенный капитал.

Мэтра Торфу смущало очень короткое платье девушки. Краснея, он объяснял, что у нее есть выбор: она может продать акции, желательно кому-нибудь из Карноэ, чтобы они не потеряли своего большинства в холдинге, или же, «осмелюсь заметить» (он то и дело произносил эту фразу), оставить акции в деле, что и делают другие члены семьи, под мудрым руководством дяди-президента (поклон в его сторону), тогда это будет приносить ей солидные дивиденды. Он осмелится дать ей такой совет — это было бы хорошо для всех. Конечно же, при условии, что мадемуазель де Карноэ полностью доверяет этому достойнейшему из бизнесменов (опять кивок в сторону Лоика).

Сидя среди этих старых раков, которые представляли руководителей «Симпсона», Бени из всей чепухи уловила только два слова: «солидные дивиденды» — и сразу согласилась отдать свои акции в управление Лоику, что явно разрядило атмосферу.

— Позвольте вас поздравить, — заключил мэтр Торфу.

Она не могла отвертеться от ужина, данного в тот же вечер Лоиком и Терезой для всех Карноэ. Присутствие Вивьяна компенсировало общение с тетей. Морин тоже была приглашена — по-другому поступить не могли, — но она прислала извинения.

Дарственная на «Гермиону», оставленная мадам де Карноэ своей внучке, удивила всю семью, а Терезу де Карноэ совершенно вывела из себя, и хотя ей отводилась роль «смежной комнаты», о чем ей непрестанно напоминал муж, она злилась, чувствуя себя обделенной, ее огнем жгла воля свекрови. И поскольку она ничего не могла с этим поделать, она решила идти в обход. У нее созрел план. Ее племянница жила больше во Франции, чем на Маврикии, и была такой беззаботной, почти безмозглой, что, может быть, вовсе и не собиралась держаться за «Гермиону»: ведь, чтобы ее поддерживать, Бени необходимо постоянно жить здесь. Таким образом, у Терезы появляется шанс заполучить эту прибрежную зону, которой она всегда хотела владеть. Расположение этого исторического оплота семьи Карноэ напоминало замок на острове, и жить в нем было более престижно, чем в доме на склоне горы, построенном Лоиком. Конечно, вершиной шика было бы жить в элитном пригороде Керпипа, в одном из уютных домов Флореаля, но Лоик никогда не исполнит этого ее сокровенного желания; а раз уж она обречена жить на Ривьер-Нуаре, где нет ни колледжей, ни «Присуника», то лучше пусть это будет «Гермиона». Бени уже проявила удивительное согласие и позволила Лоику управлять ее акциями, может, и «Гермионой» она тоже поручит ему заниматься. Теперь оставалось только убедить Лоика переехать туда, вложить средства и привести в полный порядок старый дом. Не самая простая задача, но при желании она его достанет. А пока надо устранить первое препятствие, эту маленькую бестию.

Между камаронами и тушеной олениной она пошла в наступление.

— Итак, деточка, вот ты и хозяйка…

Обращение «деточка» Бени сразу насторожило, в устах ее тетки это прозвучало так неуместно, что она сразу навострила ушки. Медоточивым, проникновенным, почти задушевным тоном та продолжала:

— И что ты будешь делать с этим огромным бараком?

— Еще не решила, тетушка, — осторожно отозвалась Бени. — Скорее всего, жить там.

— Жить там? Но ты же собиралась продолжать учебу после замужества…

— Учеба моя пошла не в ту сторону — ответила Бени. — В любом случае я должна переговорить об этом с Патриком. Я еще ничего окончательно не решила, но все чаще стала задумываться: может, здесь и есть моя жизнь.

— Ну, если ты решила жить в «Гермионе», то я рада, что это ты, а не я. Этот дом стоит на отшибе, а вокруг вечно бродят какие-то индусы… Я, конечно, не верю, но, говорят, там водятся привидения…

— Так говорят?

— Эти креолы говорят что ни попадя. Нет, гораздо опаснее состояние этого дома. Бедная бабушка, ей было не до того, чтобы заниматься домом. Ты обратила внимание на крышу? Заметила, в каком состоянии оконные рамы? А трещина на стене в кухне? Надо менять всю электропроводку, водопровод… А о саде я вообще помолчу — лужайка выглядит, как старый половик, а эта живая изгородь — опунции лет десять не стригли. Кроме того, надо найти замену Лоренсии и Линдси, они совсем старые и уже не могут вести хозяйство. Лоренсия вообще считает себя хозяйкой «Гермионы», служанок распустила, делают что хотят; а Линдси чаще пьет в Труа-Бра, чем занимается садом, да и водитель он паршивый.

Она говорила, а Бени разглядывала маленькое жесткое лицо; издали оно могло сойти за девичье, но вблизи проступала маска прожженной и жадной старухи. Узкие, как лезвие ножа, губы превращали ее рот в незалеченную рану, маленький вздернутый нос, который когда-то придавал ей задорный вид, теперь своими оголенными ноздрями делал ее похожей на старуху, повернутую лицом к ветру именно этот маленький нос давным-давно Бени имела удовольствие раздавить карающим кулаком. Она рассматривала эту недоразвитую фигуру недокормленной мартышки, с выпирающей грудной клеткой, но без груди, измотанную непосильными пробежками, на которые она обрекла себя, следуя за мужем, думая таким образом помешать ему бегать за креолками. На ее руках уже проступили пигментные климактерические пятна, суставы высохли, слишком длинные ногти были покрыты бледно-розовым лаком, который продавщица сочла верхом элегантности, нервные пальцы сексуально неудовлетворенной женщины унизаны кольцами, а на старческих запястьях позвякивали поддельные цепочки от Картье в исполнении индусского ювелира из Порт-Луи. Как Вивьян мог вырваться целым и невредимым из этой поганой утробы? Как эти жалкие потроха могли явить миру ангела?

Когти изысканно розового цвета мелькали перед ее носом, а тон по-прежнему оставался сладчайшим, хотя Тереза уже начинала понимать, что Бени не собирается уступать ей дом. Ее охватила ярость, но она не сдавалась. Чтоб она сгорела, эта «Гермиона», если она не ей достанется.