— Тихо, Турецкий. Двинетесь — убью.

— Ну и что все это значит? — поинтересовался Александр Борисович.

— Я больше не сяду на нары, — прошепелявил Алмазов. — С меня хватит и той недели. Четыре года назад.

— Это когда вас упекли за хулиганство?

— За хулиганство, которое я не совершал! — резко сказал актер.

Турецкий попробовал повернуться к нему лицом, но ствол пистолета больно врезался ему в висок, и он поморщился:

— Осторожнее с этой штукой. Не дай бог, выстрелит. Хотя она наверняка не настоящая. Ведь вы актер, а не киллер.

— Не волнуйтесь, настоящая!

— Между прочим, четыре года назад вас освободили. Ошибку исправили.

Алмазов усмехнулся:

— Думаете, я не знаю, как вы там свои делишки обделываете? Сначала шьете невиновному человеку преступление, которое он не совершал. А потом требуете от него все что пожелаете.

— И кто же так ужасно с вами обошелся?

— Сами знаете кто. Теперь он в аду. Жарится на медленном огне. Жаль, что не могу посмотреть на это собственными глазами.

— Если не опустите пистолет, у вас будет такой шанс.

Актер прищурил синие глаза:

— Угрожаете?

Александр Борисович тихонько покачал головой:

— Нет, предупреждаю. Ладно, Алмазов. Хватит играть, мы с вами не на сцене. Опустите ствол, и даю вам слово, что это останется между нами.

— Дырка у вас в голове останется, вот что! В общем, так. Сейчас мы с вами пойдем к вашей машине. Вы — впереди, я — сзади. У меня в руке будет пистолет. Если что-то пойдет не так, я выстрелю не задумываясь. Вам ясно?

— Ясно. А если промахнетесь?

— Не промахнусь. Я занимался стрельбой и имею спортивный разряд.

— Правда? — Александр Борисович вздохнул. — В таком случае я действительно влип. Могу я узнать, куда мы поедем? Так сказать, маршрут нашего путешествия.

— Поедем туда, куда я скажу. А теперь — к выходу! И не играйте со мной, Турецкий.

— С вами поиграешь, — пробурчал Александр Борисович и медленно повернулся лицом к двери.

Они вышли из гримерки гуськом. Сначала Турецкий, потом Алмазов.

У двери остановились. Актер огляделся — коридор был пуст.

— Пошли на улицу, — приказал Алмазов.

Они двинулись к выходу.

— Кстати, раз уж вы так усугубили свое положение… — начал Турецкий, — может, признаетесь в том, что убили режиссера Ханова?

— Перебьетесь!

— Вы же все равно сожгли за собой мосты. К тому же теперь я знаю, что вы отличный стрелок. И что владеете искусством грима. Улики против вас.

Турецкий обернулся, но актер грубо ткнул его пистолетом в спину:

— Топайте и не оглядывайтесь.

— Какой вы грубый, — «обиделся» Турецкий. — Скажите, мистер Фальстаф, а генерала Мамотюка убили тоже вы? Постойте-постойте… Уж не его ли люди засадили вас тогда в изолятор?

— Помалкивайте!

Продолжая шагать к выходу, Александр Борисович кивнул:

— Похоже, что я попал в точку. Вот вам и мотив. Вы здорово вляпались, сэр Джон!

Они дошли до двери, ведущей на улицу.

— Открывайте, — приказал Алмазов. — Только спокойно.

Александр Борисович открыл дверь и вышел на свежий воздух.

— Только, ради бога, осторожнее! — странно сказал он. — И не повреди голову.

— К стоянке! — рявкнул Алмазов.

Александр Борисович сделал пару шагов по направлению к стоянке, и в этот момент за его спиной послышался звук глухого удара и вслед за тем — чей-то негромкий стон. Турецкий обернулся, и как раз вовремя, чтобы подхватить на руки потерявшего сознание актера.

— Здорово ты его, — сказал Турецкий, сидя на корточках и разглядывая поврежденную голову Алмазова. — Я же просил — не повреди голову. Похоже, у него сотрясение.

Алмазов застонал и приоткрыл глаза.

— Это был единственный шанс быстро его отключить, — упрямо ответила Перова, глядя на актера. — Иначе он мог выстрелить.

— Кстати, ты проверила его ствол?

— Нет.

Турецкий поднял с земли пистолет актера и внимательно осмотрел.

— Так я и думал, — досадливо сказал он. — Игрушка. Часть реквизита.

— Если б знала, пнула бы его по заднице, — сердито сказала Светлана.

— Ничего. Похоже, он уже пришел в себя. Павел Маратович, вы как?

— Но… нормально. — Алмазов приподнялся на локте и поморщился. — Голова… болит…

— Это пройдет, — утешил его Александр Борисович. — Но вы тоже хороши. Какого черта вам понадобилось изображать из себя Рэмбо? Неужели вы и правда хотели сбежать?

— Да.

— Странный вы народ — актеры, — резюмировал Турецкий. — Сами идти сможете?

— Смогу.

Турецкий помог незадачливому актеру подняться с земли, поддерживая его под локоть.

Константин Сергеевич Чернов, бывший владелец кастингового агентства «Шарм», а ныне заключенный следственного изолятора, смущенно огляделся. В камере находилось еще пять мужиков с рожами уголовников.

«Вот уроды, — подумал Чернов. — Явные рецидивисты».

Один из заключенных подошел к кровати Чернова и присел рядом. Это был худой и жилистый, как высохший лист, человек с морщинистой физиономией орангутанга.

— Слышь, брателла, за что тебя? — хрипло поинтересовался «орангутанг».

— Да так, — нехотя ответил Чернов. — Тачку ворованную купил, а теперь все на меня валят.

— Бывает. Сигареты есть?

Константин Сергеевич покачал головой:

— Нет. Бросил.

— Зачем? Чтобы в гробу здоровым и красивым лежать? — Арестант хрипло рассмеялся, словно пес залаял.

Чернов улыбнулся, а про'себя подумал: «Урка чертов. Я уйду а ты сдохнешь здесь и плесенью покроешься».

— Чалился раньше? — поинтересовался «орангутанг».

— Что? — не понял Чернов.

— Я грю: это у тебя первая ходка?

— В смысле — сидел ли я раньше? — Чернов покачал головой. — Нет, не сидел. — Чернов знал, что. в местах, подобных этому, ценят криминальные знакомства, поэтому, приосанившись, добавил: — Но у меня много друзей, которые сидели.

«Орангутанг» сложил узкий лоб гармошкой:

— Да ну? И кто же это, например?

Константин Сергеевич припомнил кличку одного из сотрудников охраны «Шарма», которого он долго не хотел принимать на работу из-за судимостей, но потом принял с пониженным окладом, и сказал: