Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уж и не помню.
Северный Лондон, южный Лондон, восточный, западный – где? в каких местах?
Северный.
Да? Очень мило. Вы проживаете в северном Лондоне, направляетесь к Клапамскому узлу и совершенно случайно встречаете на Теобалдс-роуд мистера Барра! В шесть тридцать утра.
…
Сэмми, у нас по счастливой случайности просто-напросто есть фотография – ты и Чарли; ты вышел особенно четко, длинные волосы, как я уже говорил, жаль, что ты не можешь ее увидеть. Вот она, передо мной.
Сэмми улыбается.
Ты помнишь тот случай?
Тут у него как раз просвет, сержант, разумеется, помнит.
Я шел на работу, говорит Сэмми, мы встретились, чтобы позавтракать.
Рабочий завтрак, ну еще бы, деловые же люди.
И, ну, вы же знаете Чарли, все на бегу, я к тому, что если вы знаете про это, значит, знаете, а я-то чего могу добавить.
Стало быть, вы двое случайно столкнулись друг с другом, вы нам это хотите сказать? Он на время приехал из Глазго, вы проживали в Лондоне и просто столкнулись с ним на улице? Ничего себе совпадение.
Сэмми улыбается.
Сэмми, чем дольше мы с тобой общаемся, тем больший интерес ты у нас вызываешь.
Да ладно.
У тебя не просто концы с концами не сходятся, ты еще и создаешь нам дополнительные сложности.
Так я чего, я все-таки после этого семь лет просидел… Сэмми замолкает, нагибается, роняет окурок в чашку; окурок шипит.
Господи, так он нам всю посуду изгваздает!
Вы просидели семь лет… И что?
Нет, ничего.
Да уж какое там ничего, семь лет жизни, я бы сказал это очень даже что-то.
Слушайте, если вам все известно, значит, известно, а я ни хрена добавить не могу, вот в чем все дело.
Да ты не расстраивайся, Сэмми.
У вас есть повод для обиды, это понятно; человек вроде Чарли Барра остается на свободе, а вас сажают, да еще и на семь лет.
О чем это вы?
О парне вроде вас, которого сделали козлом отпущения.
Вам же известно, за что меня, на хер, посадили. Не собираетесь же вы открыть это долбаное дело заново!
Вы меня не слушаете.
…
Вы слышали, что я сказал, вы меня не слушаете.
Сэмми, помолчав, говорит: Чарли приезжал на совещание. Вы и сами знаете, он приезжал на совещание. Он тогда был профсоюзным организатором. Мы встретились за год до того, как я получил долбаный срок. Не десять сраных лет назад, а одиннадцать. Так?
Ну что же, это поможет нам разобраться с датами, Сэмми.
Вот и слава богу.
Понимаете, мы знаем, что вы в этих делах не замешаны, нас просто смущает обилие совпадений. Вот, возьмите…
Движение, совсем близко, что-то касается его губ.
Это сигарета, Сэмми.
Ему подносят огонь.
Ты же понимаешь, совершенно ясно, что это никакие не совпадения. Мы не утверждаем, будто имел место некий заговор; но это не совпадения, Сэмми, ты согласен? И то, что говорят мои коллеги, абсолютно справедливо – во все это стоит как следует вникнуть. Ты оказался в незавидном положении и, в общем и целом, не по своей вине, просто ты в неудачное время попал в неудачное место. Не повезло. Но и нашей вины тут нет. Для нас важно время – точно так же, как для тебя. Я к тому, что мы-то в конечном итоге в тюрьме не окажемся – мы всего лишь выполняем свою работу, – а вот ты оказаться можешь; именно к ней ты семимильными шагами и продвигаешься. Собственно, ты в ней уже оказался, ведь так?
…
Я что хочу сказать, мы можем, если захотим, держать тебя здесь целую вечность. И, оставив тебя здесь, мы будем точно знать, что ничего не случится, а между тем, если мы тебя выпустим, тогда… кто знает? мы не знаем. То есть, в общем и целом, нам куда как проще держать тебя под запором.
Сэмми вынимает сигарету изо рта.
Ты ведь понимаешь, о чем я. Теперь давай рассмотрим других наших коллег; они тоже хотят оставить тебя здесь, из-за твоей сожительницы – держать под рукой, пока она не объявится! И они это сделают. Можешь мне поверить. Все чертовски осложнилось, Сэмми, чертовски осложнилось. А что может случиться, когда ты попадешь в настоящую тюрьму, – помнишь того парня, который умер в твоей камере?
Ни хрена он не в камере умер, его притащили туда уже мертвым.
Это очень серьезное заявление.
Действительно, очень серьезное, подтверждает англичанин.
Сэмми отворачивается от них, с силой затягивается сигаретой, мало ли что, может, она последняя. За спиной у него ведутся вполголоса какие-то переговоры. Гребаные идиоты, считают себя ловкачами; думают, что они хрен знает какие умные. Ну так и пусть их думают. Не мешай им, и все. И не надо их злить, на хер, не надо их злить. Ваши же долбоебы его и убили, говорит он.
…
Не вы, говорит он, я же не говорю, что вы – тамошние. Ну, вы понимаете, о ком я.
Мы решительно не понимаем, о ком вы.
Я сожалею, что так сказал.
…
Просто я расстроился, мне этот парень нравился, он был совсем безвредный.
Безвредных людей не бывает, Сэмми.
Иногда встречаются.
А вот нам такие ни разу не попадались.
Сэмми выдыхает дым. Почесывает правое ухо. Люди, бывает, делают такое, говорит он, чего делать и не хотят, но все едино делают.
Это вы о непредумышленном убийстве?
Это я о том, что обратился в слепого, вот, черт дери, о чем.
Помолчав немного, сержант говорит: До меня только что начало доходить, Сэмми… ты, похоже, часто впадаешь в беспричинный страх, верно? А? Ты только не обижайся, но разве не так? Тут, кстати сказать, стыдиться нечего; может, мы сумеем тебе помочь.
…
Я бы не удивился, если бы выяснилось, что у тебя бывают приступы паники. Бывают? Что-нибудь вроде них, приступов паники? А? Знаешь, у одного моего школьного товарища была очень сильная астма, спортом он заниматься не мог, мы все его жалели. Так вот, он часто впадал в панику. Без шуток, все время паниковал. Я, бывало, говорил ему: Эй, успокойся, успокойся.
Это правильно, встревает англичанин; такое часто случается с людьми, страдающими от сенсорных дисфункций. И нередко врачи, которые их обследуют, обнаруживают у них патологическое состояние тревоги. Иногда проявляются и другие тенденции. Возьмем, к примеру, если вы не против того, что я касаюсь этой темы, ту недельной давности глупость, так называемую стычку, тогда многие отметили, что вы просто-напросто напрашивались на побои.