— Так сколько ему было? Восемнадцать? Девятнадцать? Рановато для психушки.

— Да. Тяжелая форма депрессии.

— Я так и подумал.

— То есть?

— Такие всегда в депрессии.

— Какие такие?

— Ну, скажем так: пока я разговаривал с парнем, слово «гомик» приходило на ум чаще обычного.

Я подумала, что слово «гомик» вообще не выходит у Марино из головы, когда он разговаривает с теми, кто не похож на него.

Поезд плавно, тихо и почти незаметно, как лодка от пирса, отошел от платформы.

— Жаль, что не записала разговора. — Марино снова зевнул.

— С доктором Мастерсоном?

— Нет, с Хантом. Когда он завалился к тебе в гости.

— Теперь это уже не важно.

— Не скажи. По-моему, парень чертовски много знал. Хотел бы я с ним потолковать еще разок.

Сказанное Хантом имело бы значение, если бы он не повесился, а его алиби не было бы стопроцентно непробиваемым. Полиция только что не разобрала дом на кирпичики. Ничего, что связывало бы Эла Ханта с убийством Берилл Мэдисон и Кэри Харпера, обнаружить не удалось. Более того, в первом случае Хант обедал с родителями в загородном клубе, а во втором ходил с ними же в оперу. Полиция проверяла показания — Ханты говорили правду.

Вагон тряхнуло, потом качнуло. В темноте злобно свистнул гудок. Мы катили на север.

— Это все из-за истории с Берилл, — бубнил Марино. — Хочешь знать мое мнение? Он настолько отождествлял себя с убийцей, что начал потихоньку сходить с рельсов и, когда понял, чем это пахнет, полез в петлю.

— У меня другое мнение. Думаю, Берилл открыла старую рану. Напомнила ему о том, что он не способен иметь отношения с женщинами.

— Похоже, они оба, Хант и убийца, одного поля ягоды. У обоих проблемы с женщинами. Оба неудачники.

— Хант не проявлял агрессии и не был склонен к насилию.

— А может, его тянуло, ты ж не знаешь? Он понял, что не в силах противиться, и… — Марино закончил мысль выразительным жестом.

— Мы не знаем, кто убил Берилл и Харпера, — напомнила я. — Мы ничего не знаем об убийце. Мы не знаем мотива. Сравнивать убийцу с Хантом нет оснований. Может быть, он того же поля ягода, что и Джеб Прайс. Или некто по кличке Джим-Джим.

— Джим-Джим, вот еще сказала! — фыркнул Марино.

— Мы не можем сейчас никого исключать.

— Да уж. Наткнешься на этого Джим-Джима, выпускника «Валгаллы» и террориста по совместительству, разгуливающего с оранжевыми нитками на рукаве, звякни, ладно? — Он заворочался, устроился поудобнее и, закрыв глаза, пробормотал: — Мне нужен отпуск.

— Мне тоже. Мне нужен отпуск от тебя.

Накануне вечером позвонил Бентон Уэсли. Мы поговорили о Ханте, и я упомянула, куда и зачем иду. Он сразу же заявил, что отправляться одной неразумно, и посоветовал привлечь к этому делу Марино. Я бы не имела ничего против, но поездка обернулась сущим кошмаром. На утренний поезд, в 6.35, свободных мест не оказалось, и Марино взял билеты на еще более ранний, отправляющийся в 4.48. В три я заехала в офис за пенопластовым ящиком, который лежал теперь в дорожной сумке. Я не выспалась, чувствовала себя разбитой и злилась на весь свет. Джеб Прайс и ему подобные могли не беспокоиться: их миссию — свести меня в могилу — успешно выполнял мой ангел-хранитель, лейтенант Марино.

Остальные пассажиры выключили верхний свет и преспокойно дремали. Поезд неспешно тащился через Ашленд, мимо аккуратных, чистеньких каркасных домиков. «Что за люди в них живут?» — думала я, глядя на темные окна и голые флагштоки, приветствовавшие нас с пустынных крылечек. Потянулись сонные витрины, парикмахерская, магазин канцтоваров, банк. Мы обогнули кампус колледжа Рэндольф-Мейкон с его строениями в георгианском стиле и припорошенной снежком спортивной площадкой с выстроившимися рядком разноцветными санями. Поезд набирал ход. За городом открылись глинистые берега и темнеющий за ними лес. Легкое, ритмичное покачивание убаюкивало. Я прислонилась к спинке сиденья и закрыла глаза. По мере удаления от Ричмонда напряжение постепенно отпускало, по телу растекалось тепло. Незаметно для себя я задремала.

Примерно через час случайный толчок вывел меня из полузабытья. Я открыла глаза — за стеклом синел рассвет, и мы проезжали Квантико-Крик. На застывшей свинцовой воде слегка покачивались лодки. Я подумала о Марке. Вспомнила нашу ночь в Нью-Йорке и более ранние времена из казавшегося таким далеким прошлого. После того загадочного послания на автоответчик никаких других вестей от него не было. Где он и что делает? Я хотела бы это знать и вместе с тем боялась, что открою нечто неприятное, может быть, даже страшное.

Марино, проснувшись, тупо уставился на меня. Пришло время завтрака и сигарет, причем необязательно именно в таком порядке.

Вагон-ресторан примерно наполовину заполняли пребывающие в полукоматозном состоянии личности. Таких можно встретить везде, на каждой автобусной или железнодорожной станции Америки, и везде они выглядят одинаково, и везде чувствуют себя как дома. Молодой человек сонно покачивался в такт музыке, звучавшей в его наушниках. Усталая женщина держала на руках ребенка. Пожилая пара забавлялась картишками. Мы отыскали свободный столик в углу, и пока Марино делал заказ у стойки, я успела закурить. Лейтенант принес сэндвич с ветчиной и яйцом, единственным достоинством которого было то, что его успели разогреть. Кофе оказался вполне сносным.

Разорвав зубами целлофановую упаковку, Марино бросил взгляд на мою дорожную сумку. В ней лежал пенопластовый ящик с образцами печени Стерлинг Харпер, пробирками с ее кровью и содержимым желудка. Все это было обложено сухим льдом.

— И скоро оттает? — поинтересовался лейтенант.

— Не беспокойся, времени у нас много. Только бы не пустили в объезд.

— Насчет времени ты права. Чего-чего, а его нам девать просто некуда. Может, расскажешь про тот сироп от кашля? Знаю, ты уже объясняла, но я как-то плохо соображаю ночью.

— И не только ночью. Уже утро, а ты никак не проснешься.

— Послушай, док, ты когда-нибудь устаешь?

— Ох, Марино, я так устала, что даже не знаю, доживу ли до конца поездки.

— Ну-ну, перестань, ты мне нужна живая. Сам я эти потроха ни за что не повезу.

Я вздохнула и заговорила неторопливо и размеренно, как диктор, начитывающий на пленку лекцию.

— Активным ингредиентом обнаруженного в ванной комнате мисс Харпер сиропа от кашля служит декстрометорфан, аналог кодеина. В умеренных дозах он безвреден. Он является D-изомером сложного вещества, название которого тебе ни о чем не говорит…

— Неужели? Откуда ты знаешь, что оно мне ни о чем не говорит? А может, говорит?

— Триметокси-N-метилморфинан.

— Ладно, док, твоя взяла. Не слыхал. Ну и словечко, язык сломаешь.