Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коли наворотил делов, умей принять последствия.
Ох, бабушка, знала бы ты, каких «делов» я наворотила… У меня завтра свадьба, я должна видеть десятый сон, чтобы проснуться бодрой и энергичной…
Но вместо этого я рыдаю в такси, чувствуя, как как принципы, которые ты мне закладывала, трещат по швам под напором иррациональных, неправильных, но таких сильных чувств. Во мне рушатся стены моральных устоев, обламываются представления о нравственности, ярким пламенем горят понятия о хорошем и плохом. Мой внутренний стержень, на который я столько лет опиралась, дает трещину.
Денис Рейман. Мое благословение и мое проклятье. Мое счастье и моя беда. Мужчина, которого я так и не смогла разлюбить, хоть и очень старалась… Ведь старалась же, честно, бог тому свидетель. Все силы к этому прикладывала. Душила в себе эту любовь, топила ее, в упор расстреливала, а она все равно жива осталась. Все равно стоит передо мной и в глаза мне с укором смотрит. Мол, трусиха ты, Рита, обманщица.
И вот я еду, и мне стыдно. Не только перед Мишей, которого я унижаю своими страданиями о другом, но и перед собой. Корчила из себя чертову сильную женщину, типа принципиальная, гордая до небес… И чего я в итоге добилась? Стала ли от этого счастливее?
Гордость, принципы, характер – это все красиво только в теории, а на деле – обычная глупость, приправленная идеологическим пафосом. Иногда счастье заключается в простом умении прислушиваться к своему сердцу. Прощать, если любишь. Звонить первой, если скучаешь. И уходить, если чувства прошли.
Такси останавливается у подъезда, и какое-то время я просто смотрю на развернувшегося ко мне водителя невидящим взором.
– Э… Мы приехали, девушка, – замявшись, говорит он, и я выныриваю из омута своих мыслей.
– Хорошо, спасибо, – отзываюсь я, медленно выползая из машины.
Вечерней августовский ветер кажется мне холодным и порывистым, а густая мгла ночи навевает тоску вперемешку с отчаянием. На ватных ногах захожу в дом и, поднявшись на нужный этаж, несколько секунд в замешательстве гипнотизирую взглядом замочную скважину. Мне страшно и хочется оттянуть время, но умом я понимаю, что такого сильного напряжение мои нервы могут и не выдержать – возьму и грохнусь в обморок прямо под дверью.
Захожу в квартиру, и меня тут же поражает увиденное: широкая полоска света тянется по полу из нашей с Мишей спальни. Почему он не спит? Ведь уже очень поздно…
Торопливо скидываю туфли и замираю на пороге комнаты. Миша сидит в кресле с бокалом виски в руках и смотрит в одну точку, расположенную где-то в стене. Он кажется расслабленным и даже каким-то отстраненным, а когда замечает меня, на его лице не отражается ни грамма удивления.
– Пришла? – спрашивает он так, будто мы с ним договаривались о встрече.
– Миш, а ты… Ты чего? – вопросительно тяну я, медленно приближаясь.
– А ты чего? – окидывая меня взглядом с ног до головы, отзывается он.
Да уж. Ситуация максимально глупая. Я как-то не так все себе представляла.
– Миш, – сделав глубокий вдох и присаживаясь на край кровати говорю я. – Тебе не кажется, что мы совершаем ошибку?
Пару мгновений парень молчит, рассматривая содержимое своего бокала, а затем отвечает:
– Должно быть, ты хотела спросить, не совершаешь ли ты ошибку, выходя за меня? Потому что лично я в своем выборе уверен.
Его слова острым лезвием режут мне сердце. Он знает. Он прекрасно знает, зачем я здесь. И поэтому ничуть не удивлен.
– Рейман приезжал, – решив не растягивать боль, говорю я.
– Да? – Миша приподнимает брови, и опять в его лице нет ни капли изумления. – И что, в любви признавался? Просил замуж не выходить?
– Просил, – глухо подтверждаю я, буравя взглядом пол.
– А ты что?
– А я сказала, что не могу с тобой так поступить. Что не по совести это. И что за любовь можно отплатить только верностью, Миш… Я правда так считаю.
Вскидываю глаза на парня, и меня потрясает то, что он улыбается. Не весело и добродушно, а, наоборот, трагично и как-то обреченно. Словно его худшие ожидания оправдались. Его улыбка полна разочарования, грусти, горечи и еще чего-то такого, что мне не удается считать.
– А я с тобой не согласен, Рит, – сделав глоток из бокала, заявляет Миша. – За любовь можно отплатить только любовью. А верность – лишь дополнение к ней.
– Но…
– Я ведь знал, что ты приедешь. Ты вчера во сне его имя повторяла, истерично так, с надрывом… – он качает головой. – Об одном только жалею – что не закончил все это раньше.
Миша замолкает. Наши взгляды встречаются, и в эту секунду я понимаю, что это конец.
– Прости меня, – одними губами говорю я.
– Со временем, может, и прощу.
Глава 40 (неделю спустя)
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
(с) Новый завет
Денис
Сижу на скамейке детской площадки и с усмешкой на лице наблюдаю за тем, как Миланка лупит пластмассовой лопаткой конопатого мальчика чуть старше нее за то, что он обсыпал ее песком. Характером дочь явно в Дашку пошла, такая же бойкая и вспыльчивая.
– Васенька! – взвизгивает полноватая женщина, судя по всему, мать пацаненка. – Как ты, мой маленький?
Она подхватывает сына на руки и с озабоченным видом принимается его осматривать, будто ему не лопаткой по спине прилетело, а картечью.
– Мужчина! – она переводит недовольный взгляд на меня. – Вы за дочерью-то следите! Чего она других детей бьет?
– Так за дело же, – с трудом сдерживая смех, отзываюсь я.
– Что значит, за дело?! – возмущается женщина. – Ему же больно!
– Ну, раз больно, пусть скажет ей об этом, – улыбаюсь я. – Или сдачи даст.
– Ну вы вообще! – рычит она. – Нарожали, а воспитывать лень, вот и вырастают драчуны и драчуньи!
– А вы сыну побольше в попу дуйте, настоящего мужика вырастите, – беззлобно отзываюсь я.
Она опять разражается руганью, но я отключаю слух и перевожу внимание на Миланку, которая беззаботно наполняет ведерко песком. За неделю почти ежедневных прогулок с дочерью, я убедился, что с разгневанными мамашками лучше в полемику не вступать – загрызут насмерть.
Делаю глубокий вдох, окидывая взглядом аллею, утопающую в сочной зелени, и вдруг мое дыхание обрывается, словно меня резко ударили кулаком в грудь. Я прям так и замираю с открытым ртом и округленными глазами, потому что из-за навалившегося ступора у меня нет сил даже на мимику.
Движущаяся масса прохожих, играющие на площадке