… Сергей лежал на койке у окна и, закинув руки за голову, смотрел в потолок. Вошедшего в палату гостя не заметил, не глянув даже в его сторону. Борис подошел поближе и присел на табурет.

– Здравствуй, друг!

– Борис? – Сергей сел на койке. – Ты откуда?

– Лечусь. Но не знал, что здесь и ты. Лишь сегодня сказали.

– Эк, как тебя, – Сергей коснулся его шрама на лбу. – И рука.

– А еще осколок в грудь, – добавил Боря. – Чуть-чуть до сердца не достал. Продвинься он немного – и похоронили бы. Накрыло миной…

– Погоди, – остановил его Сергей. – Ты же в том бою цел остался. Мне говорили, что нес меня в полевой госпиталь.

– Второго марта уцелел, – кивнул Борис. – Ранили пятнадцатого. Слыхал про этот бой?

– Да, – кивнул Сергей. – Но там, вроде, армия воевала.

– Меня позвали провести разведчиков к Даманскому, – объяснил Борис. – Они ведь местности не знают. Там на протоке подбили наш секретный танк. Мы его взорвали, чтоб китайцам не достался, заодно вынесли тела погибших, в том числе начальника отряда. Под мину угодил у своего берега. Рука теперь короче станет. Сказали: комиссуют.

– «Повезло» нам, – вздохнул Сергей. – Я без ноги, а ты с покалеченной рукой.

– Зато живые, – возразил Борис.

– Какая это жизнь? – скривился друг. – Уходил служить здоровым, а вернусь на костылях. Вон стоят, – он указал рукой на прислоненные к стене у окна костыли. – Пробовал на них ходить – мучение. Тяжелые, под подмышками давят и идешь, как корова на льду. Мне теперь так до конца жизни ковылять?

– Сделают протез, – пожал плечами Борис. – Сколько людей с ними ходит.

– Все так говорят! – вдруг взорвался Сергей. – Видел я эти деревяшки, мне их показали. Великая радость – ковылять на протезе. Что родители скажут? Отправляли служить сына здоровым, а вернулся инвалид на одной ноге. Я им о ранении не писал – не хочу расстраивать. Мать тут же прилетит. Не хочу видеть ее слезы. Лучше бы меня убили!

«Тяжелый случай», – подумал Борис.

– 8 марта на заставе хоронили погибших пограничников, – промолвил, медленно цедя слова. – Володю Шушарина, Витю Егупова, Сашу Ионина, Володю Изотова и Сашу Шестакова. Привезли ребят и со второй заставы. На похороны прибыли их матери. Я видел, как они стояли на коленях перед гробами и рыдали. Думаешь, твоей матери было бы легче оказаться там? Для нее главное, что сын живой, а с одной ногой или двумя не так уж важно. Это раз. И второе. Ты ведь собирался стать филологом. Отсутствие ноги этому нисколько не мешает. Более того. За бой 2 марта тебя представили к ордену. А теперь представь: ты поступил в университет и приходишь на первое занятие с боевым орденом на пиджаке. Да все девушки своих парней забудут. Потому, что те пока еще ни то ни сё, ну, а ты уже герой.

– Орден не заменит ногу, – набычился Сергей. – Плевать мне на эту железяку!

– Отставить, рядовой! – вызверился Борис. – Не смей так говорить про солдатские награды. Эти, как ты изволил выразиться «железяки» кровью политы. Что на Великой Отечественной войне, что на Даманском. Когда люди видят человека с боевым орденом на груди, они понимают: перед ними герой. Этой «железякой» еще твои дети гордится будут, да и внуки – тоже. Потому что их отец и дед защищал страну, не щадя своей жизни. Понял, нытик?

На какое-то время в палате воцарилась тишина. Молчали два друга, не решились ничего сказать и соседи Сергея по палате. Все находились под впечатлением горячей отповеди Бориса.

– Ну, ты и сказал! – внезапно улыбнулся Сергей. – Дети, внуки… У меня даже девушки нет.

– Как вернешься в Минск их будет вагон, – обнадежил Борис. – Мать шваброй от двери станет отгонять. Бить по задницам, приговаривая: «Кыш отсюда! Налетели как мухи на мед».

Сергей захохотал. К нему подключились соседи по палате – всех развеселила нарисованная старшиной картина.

– Тебе гитару привезли? – спросил Борис, когда все закончили смеяться.

– Да лежит в кладовой, – сообщил Сергей. – Играть не было настроения.

– Забери, – сказал Борис, мысленно отметив это «было». – Я тут песню сочинил в честь ребят погибших на границе. На заставе пел парням – понравилась. Мы ее разучим на двоих, а то мне пока не сыграть, – указал он на подвешенную на косынке руку. – Все, Сергей, пошел. Завтра загляну и надеюсь, что гитара уже будет.

К удивлению Бориса, Вера ожидала его в палате, все еще рассматривая портреты. Он взял альбом, где имелись чистые листы, карандаши и присел к столу. Быстро набросал несколько рисунков и посмотрел на санитарку.

– Где здесь кабинет начальника госпиталя?

– Он вам зачем? – удивилась девушка.

– Дело есть, – сказал Борис. – Государственной важности.

– Идем, – Вера встала, отложив альбом. – Провожу.

Борис сунул свой под мышку. Они спустились на второй этаж, где санитарка подвела его к дубовой двери с табличкой «Начальник госпиталя», открыла ее и скользнула в приемную. Он устремился следом.

– Подождите здесь, – сказала санитарка ему в приемной и открыла дверь кабинета.

К удивлению старшины, пребывавшая здесь секретарша не только не остановила санитарку, но даже приветливо ей улыбнулась. Ничего себе у них порядки!

Вера возвратилась скоро.

– Начальник вас примет, – сообщила Борису.

Он кивнул и вошел в кабинет. За столом большой комнаты со шкафами и прочей казенной обстановкой восседал полковник медицинской службы – не слишком молодой, но еще не старый. Лет, эдак, пятидесяти. Лицо круглое, приятное. Борису оно показалось знакомым, хотя начальника он видел в первый раз.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – он принял стойку «смирно». – Разрешите обратиться?

– Обращайся, – улыбнулся офицер. – И не тянись так, старшина. Здесь госпиталь, а не плац. И ближе к делу. Что у тебя за дело государственной важности?

– Вот, – Борис подошел поближе и раскрыл перед полковником альбом. – Это костыли. Легкие, удобные, с локтевым упором. Его можно отлить из пластмассы, или изогнуть вверху трубу и надеть для мягкости резину, как на ручку. У нынешних перекладина пережимает инвалиду сухожилия и нервы, что не идет ему на пользу.

– Хм! – полковник рассмотрел рисунок. – У вас какое образование, старшина?

– Десять классов школы.

– А рассуждаете, как дипломированный врач. Вам это кто-то подсказал? – он ткнул пальцем в рисунок.

– Сам додумался. Друг у меня здесь лежит. Служили вместе на заставе. В бою второго марта получил ранение в голеностоп, ему ампутировали ступню. На костылях ходить не хочет, говорит: тяжелые и неудобные. Вот я и подумал… Смотрите: вещь простая. Две алюминиевых трубы, одна в другую входит, чтобы можно было регулировать высоту.