– Вечером я должен подсадить к тебе в машину Нинку… – выдохнул Браток.

– И все?

– Теперь – все.

– А свечку ты не должен подержать? Не отвечай, не надо, оставь мне хоть немного иллюзий.

Браток сплюнул в открытое окно.

– Ладно, пошли в клуб, у меня еще пару человек осталось не опрошенных, – Гринчук открыл дверцу.

– Капитан… – окликнул его Браток.

– Что?

– Это… Мне шеф сказал взять помповое ружье.

– И что?

– Вы возражать не будете?

– С чего? Бери.

– Хорошо, – сказал Браток.

– Спрашивай, – сказал Зеленый.

– Что спрашивать?

– Ты когда сейчас меня окликнул, вовсе не про ружье хотел спросить. В последнюю секунду сдрейфил. Спрашивай.

– Как вы поняли тогда во дворе, что у меня с собой волына?

– Чутье, Браток, магнетическое чувство, свойственное некоторым особенно одаренным детективам. Я просто почувствовал, что у тебя под одеждой металлический предмет, от полукилограмма, до килограмма весом. Дедуктивный метод мне подсказал… – Гринчук быстро взглянул в вытянувшееся лицо Братка и улыбнулся, – ладно, не злись. Ты дежурил всю ночь. Значит, был с оружием. Под утро рвануло, и ты вместе с пожарниками метался по клубу. Потом вас построил и стал коллективно дрючить ваш любимый шеф Геннадий Федорович, как я себе это представляю. Потом появился я. Ну, когда и куда, спрашивается, ты мог свой пистолет деть? Доступно объяснил?

– Лихо, – не мог не признать Браток, – как в кино!

– Или как в книге! – поправил Гринчук, – Книги тоже иногда нужно читать.

– Читаю. Но все равно – круто! – Браток покачал головой. – А если бы я ночью с ружьем дежурил, или с автоматом? Ведь мог же?

– Мог.

– И что тогда?

– Браток, не ломай голову, будь проще. И никогда не верь никому на слово. Даже мне.

– Это как?

– А вот так! Помнишь, как ты во дворе от меня шарахнулся и чуть не загремел?

– Ну?

– Баранки, соответственно, гну. Я ж тебя поддержал, а ты, сволочь неблагодарная, даже спасибо не сказал. Не понял?

– Так это ты у меня тогда кобуру нащупал?

– Угадал, призовая игра, – Зеленый хлопнул Братка по плечу, – только не нужно обращаться ко мне на «ты», мы с тобой вместе свиней все еще не пасли.

Капитан вышел из машины, захлопнул дверцу и легким шагом пошел в клуб.

– Сука, – вырвалось у Братка, но прозвучало это почти как похвала.

К вечеру ветер усилился. Улицы продувались насквозь, дребезжали стекла, хлам вылетал из закоулков, в которых лежал годами, и теперь носился вместе с обрывками вчерашних и сегодняшних газет.

Прохожие торопливо покидали улицы, матери зазывали домой детей, а те – что с детьми бывает очень редко – не просились погулять еще хотя бы пять минут. Ветер внушал страх. И не только детям.

Казалось, что возле клуба ветер взялся доделать то, что не смог совершить большой взрыв. Треснувшие под ударом взрывной волны, стекла под давлением ветра лопались, заполняя опустевшие квартиры резким звоном. С крыш домов, окружавших площадку перед клубом, ветер сдирал листы кровельного железа и сдувал волнистые листы шифера.

Надсадно заскрипев, наконец, упало обгоревшее дерево возле клуба. Охранник, впустивший в клуб секретаршу Геннадия Федоровича, поспешил захлопнуть дверь. На миг ему показалось, что на другой стороне площади, там, где еще лежали опрокинутые киоски, неподвижно стоит парень.

Охранник закрыл дверь на засов, мельком глянул в окно вестибюля, но рассмотреть ничего не смог – небо быстро заволакивало тучами и на улице стремительно темнело. Охранник не стал пытаться рассматривать подробнее по трем очень веским причинам: Нинка приехала на такси в клуб в новом, совершенно обалденном платье, противоположная сторона, по мнению охранника, в его зону ответственности не входила, и, самое главное, никто не станет в такую погоду торчать под открытым небом.

Платье посмотреть, конечно, стоило. Не каждый день Нинка так обтягивает зад и открывает грудь. Противоположная сторона площади, по большому счету, действительно не являлась частью клуба. То, что за ней стоило понаблюдать и то, что там стоило вообще поставить дополнительный пост, не приходило в голову не только охраннику, но и самому хозяину, поэтому в вину ему поставлено быть не могло.

Ну а предположение охранника о том, что никто не станет гулять в такой ураган, было верным почти на сто процентов. За одним исключением.

Возле сваленных взрывом киосков стоял парень, которого зачем-то подобрали Крысы, и который почему-то решил, что его нужно называть Михаилом.

Казалось, парень не обращал внимания ни на ураган, ни на темноту. Парень смотрел прямо перед собой. Губы его иногда шевелились, а иногда он, казалось, прислушивался к чему-то, но не к вою ветра, а к чему-то очень, очень далекому.

Несколько раз гулко бахнул лист железа, оторванный краем от киоска. Стало темно почти как ночью. Откуда-то сверху, из темноты, неожиданно вылетел кусок шифера.

Парень плавно, словно нехотя, шагнул в сторону и пошел к оврагу, даже не оглянувшись на шифер, лопнувший осколками на том самом месте, где парень только что стоял. Мост через овраг обгорел сильно, деревянный настил выгорел почти полностью, парень уверенно прошел по невидимой в сумерках балке, задержался на миг возле перила в том самом месте, на котором его застиг тогда взрыв.

Глаза спокойно посмотрели в темноту, потом взглянули в сторону городских огней. Лицо было спокойно, движения точны и легки. Но…

* * *

– Не нужно психовать, Ирина, – в который раз попытался успокоить свою сожительницу Тотошка, – чего ты, в самом деле? Ну, парень и парень. Михаил и Михаил. Тебе-то что? Ну, хоть ты ей объясни, Айболит!

Доктор не ответил.

– Ну, ты-то чего морду в дулю сложил? Баба – дура, понятно. Но ты же человек образованный, хоть и этот… – Тотошка постучал костяшками пальцев по столу, – ударенный жизнью.

Тотошке было хорошо. Его веселое настроение поддерживалось стаканом водки, выпитом за ужином, и чувством выполненного долга. Палатка стояла, свежая постель лежала на почти новой раскладушке, а ужин для Михаила Ирина приготовила в совершенно новой, только сегодня купленной посуде.

Было решено всем остальным Крысам сегодня на глаза Михаилу не попадаться, дать возможность человеку отдохнуть. Прозрачные намеки Тотошки на причастность Михаила к происшествиям на лоходроме и «пятачке», отчего-то породили в Крысах уверенность в способностях неожиданного покровителя.

– Сам ты ударенный! – зло бросила Тотошке Ирина. – Это тебе все просто и красиво, лишь бы водяры хлебнуть.