Подростки тут же помчались по тропе к дому. Он с улыбкой посмотрел вслед. Дануг, во всем походивший на Талута, сильно обогнал ростом второго юношу, хотя был всего лишь на год старше его. Однако тринадцатилетний Дануг уже стал крепким и мускулистым парнем, и его телосложение было таким же, как у Барзека.

Барзек точно знал, что этот парень и малышка Тузи были потомством его духа, точно так же как дух Дарнева скорее всего был избран для того, чтобы дать жизнь Диги и Тарнегу. Относительно Бринана у него пока не было такой уверенности. Младший мальчик родился восемь лет тому назад, но пока было непонятно, на кого он похож. В очаге Зубра раньше жило двое взрослых мужчин, с которыми Тули делила Дары Радости, однако Великая Мут, должно быть, избрала для Бринана дух какого-то незнакомца. Мальчик имел своеобразную внешность, хотя немного походил на Тули, и волосы у него были рыжими, как у ее брата. Барзек вдруг остро осознал отсутствие Дарнева, и к его горлу подступил комок. «Как хорошо нам жилось всем вместе», — печально подумал Барзек. Уже два года они с Тули горевали о Дарневе.

Вскоре была определена максимально возможная дальность броска и установлены мишени, которые представляли собой перевернутые корзины, сплетенные из выкрашенных в разные цвета трав. Когда эти мишени, украшенные рыжими лисьими хвостами, были насажены на шесты из берцовых костей мамонта, то в воздухе уже витало ощущение праздника. От этих мишеней тянулась широкая полоса игрового поля, а его границы определял ряд связанных пучков травы, которая еще росла на этой степной равнине. Дети, приминая высокую траву, носились взад и вперед по этому незатейливому стрельбищу, и в результате игровое поле стало хорошо видно. Взрослые пошли за своими копьями, потом кому-то пришла в голову идея набить травой и сухим мамонтовым навозом старый тюфяк и, нарисовав на нем очертания какого-нибудь зверя, использовать в качестве движущейся мишени.

Пока шли все эти приготовления, которые по не зависящим, казалось бы, от людей причинам становились все более сложными и трудоемкими, Эйла отправилась выяснить, не осталось ли какой-нибудь еды, чтобы позавтракать вместе с Джондаларом и Мамутом.

Вскоре к их утренней трапезе подключился весь Львиный очаг, и Неззи занялась разделкой мяса для вечерней трапезы. Талут сказал, что ради такого события он достанет к ужину хмельной бузы, что также усилило ощущение праздника, поскольку он доставал свой напиток только по случаю приема гостей или по праздникам. Затем Ранек объявил, что собирается приготовить особое блюдо, чем очень удивил Эйлу, не подозревавшую, что он умеет готовить, и порадовал всех остальных. Торнек и Диги сказали, что раз уж затевается такое торжество, то они также приготовят нечто… Дальше было произнесено слово, которого Эйла не знала, но все восприняли это с таким воодушевлением, что кулинарные планы Ранека отступили на второй план.

После окончания утренней трапезы и мытья посуды земляное жилище быстро опустело. Эйла покидала его последней. Занавес сводчатого проема еще слабо покачивался за ее спиной; постояв немного перед домом, она вдохнула свежий полдневный воздух и посмотрела в сторону лошадей, которые уже не боялись подходить вплотную к стойбищу. Заметив появление своей хозяйки, Уинни подняла голову, приветливо пофыркивая. Копья остались в степи на игровом поле, а пращу Эйла принесла обратно и сейчас держала ее в руках вместе с мешочком округлых галек, собранных на каменистом берегу у излучины реки. Если бы тяжелая парка была подпоясана, то Эйла могла бы засунуть пращу за ремень, однако и рубаха, и парка — свободная одежда, которую она теперь носила, — не имели удобных складок или карманов, в которых можно было бы носить эти маленькие метательные снаряды.

Мамутои, собравшись на поле, с нетерпением ожидали начала соревнований. Эйла направилась в ту же сторону и вскоре увидела Ридага, терпеливо поджидавшего, когда кто-нибудь заметит его и донесет наверх. Однако те, кто обычно делал это — Талут, Дануг или Джондалар, — были уже в степи.

Улыбнувшись мальчику, Эйла подошла и взяла его на руки, и тут у нее созрел план. Обернувшись назад, она свистом подозвала Уинни. Кобыла и жеребенок быстро прискакали к ней, казалось, они очень обрадовались этому зову. Эйла вдруг поняла, что последнее время она практически целыми днями общалась с людьми и уделяла животным слишком мало внимания. И она решила, что впредь будет каждое утро совершать верховые прогулки, по крайней мере пока погода окончательно не испортится. Затем она посадила Ридага на спину лошади, и вся компания стала подниматься по крутой тропе.

— Держись за гриву, чтобы не упасть, — предупредила мальчика Эйла.

Он понимающе кивнул, ухватившись за щетку густых темных волос, торчком стоявших на изогнутой шее золотистой лошади, и издал глубокий счастливый вздох.

Когда Эйла подошла к степному стрельбищу, сам воздух, казалось, уже звенел от напряжения, и ей стало понятно, что, несмотря на праздничное веселое настроение, подобное соревнование было очень серьезным делом. Это пари заключали не только ради простой демонстрации силы и меткости. Ридаг остался сидеть на спине Уинни, откуда он мог хорошо видеть все, что происходило на поле, а Эйла стояла рядом с лошадьми, чтобы они не нервничали, присутствуя на таком шумном сборище. Конечно, животные уже попривыкли к этим людям, но Эйла знала, что кобыла ощущает это витающее в воздухе напряжение, а Удальцу всегда передаются ощущения его родительницы.

Люди толпились на поле; кто-то уже, не выдержав, метал копья, выйдя на хорошо утоптанную полосу, приготовленную для состязаний, время начала которых никто не оговаривал заранее. Однако внезапно все разговоры утихли, словно кто-то дал тайный сигнал, и люди, осознав, что настал решающий момент, расступились, давая дорогу основным участникам. Талут и Джондалар стояли между двумя столбиками, отмечавшими исходную линию броска и пристально поглядывали на далекие мишени. Рядом с ними была и Тули. Хотя утром Джондалар готов был спорить, что даже Эйла может метнуть копье дальше Талута, это замечание показалось всем настолько невероятным, что на него никто не обратил внимания, и поэтому она с жадным интересом наблюдала за ними со стороны.

Копье Талута было более массивным и длинным, чем у всех остальных обитателей стоянки, словно его могучие мускулы требовали, чтобы этот метательный снаряд был как можно весомее и массивнее. Но Эйла вспомнила, что у мужчин Клана копья были еще тяжелее и толще, хотя, возможно, немного покороче. Правда, имелись и другие отличия. Клан использовал копья для нанесения непосредственного удара, а Мамутои, так же как и Джондалар, метали их на дальнее расстояние, и, кроме того, на конце древка обязательно имелось оперение; Мамутои явно предпочитали оснащать тупой конец копья тремя перьями, а Джондалар обычно использовал только два. Когда Эйла жила одна в долине, то сама изготовляла копья, подобные тем, что видела в Клане, закаляя их острые концы на огне. Джондалар всегда вырезал острый наконечник из кости и вставлял его в древко, а Охотники на Мамонтов отдавали предпочтение кремневым наконечникам.

Поглощенная сравнением копий, которые принесли с собой почти все обитатели стоянки, Эйла едва не пропустила первый бросок Талута. Вождь отступил немного от намеченной линии и, сделав несколько стремительных шагов, размахнулся и метнул копье. Оно со свистом пронеслось мимо наблюдателей и, описав дугу, приземлилось с глухим стуком, так что его наконечник почти полностью ушел в землю, а древко продолжало вибрировать от этого удара. Восхищение, написанное на лицах людей, не позволяло сомневаться в том, что они думают о мастерстве и силе рыжебородого вождя. Поражен был даже Джондалар. Он подозревал, что бросок Талута будет достаточно мощным, однако сила этого богатыря далеко превзошла все его ожидания. Понятно, почему Мамутои не верили, что он выиграет пари.