— Неужели я должен наказывать своих лучших воинов, как расшалившихся мальчишек, у которых нет других занятий, кроме того, чтобы драться между собой? Глупцы! Скоро вам представится возможность воевать — но не друг с другом. — Гнев Кочиса заставил обоих драчунов устыдиться. — Чего ради вы затеяли это нелепое состязание?

Джек и Нахилзи заговорили одновременно, и затем оба замолчали. Кочис посмотрел на Джека.

— Это моя вина, — сказал Джек. — Я вышел из себя. Кочис посмотрел на Нахилзи.

— Нет, это я виноват. Я обвинил его в шпионаже. Помолчав, Кочис заговорил, громко и властно:

— Слушайте внимательно. Ниньо Сальваж — мой брат. Он отважный воин и не раз доказывал, что достоин имени, которое я дал ему когда-то. Я верю ему. А тот, кто сомневается в моей мудрости, пусть прямо скажет. — Кочис оглядел собравшихся, потом посмотрел на Нахилзи, который смущенно поежился. — Выкладывай, что у тебя на уме, или держи язык за зубами.

— Я не доверяю ему, — сказал Нахилзи. — Много зим назад он покинул свой народ и ушел к белым. А теперь, когда пришла беда, вернулся. Может, у меня нет твоей мудрости, великий вождь, но я все же не так глуп.

— Боюсь, что глуп, — отрезал Кочис. — Разве Сальваж не сражался с нами и не прославил свое имя? Разве не был женат на наших женщинах? Разве не вернулся, когда наступили тяжелые времена и нам понадобились храбрые воины? Разве не понял он наконец, после долгих поисков и смятения, где и с кем его сердце? Скажи, Нахилзи, — Кочис понизил голос, — может, после стольких зим ты вдруг усомнился в моей мудрости? Может, считаешь, что я больше не способен быть вашим вождем?

— Нет, — пристыжено ответил тот.

Кочис повернулся и зашагал прочь. Джек взглянул на Нахилзи, загадочно смотревшего на него.

— Время покажет, что великий вождь прав, — сказал Джек. — Я хочу произвести разведку местности. Ты мог бы познакомить меня с нашими позициями.

Это было предложение мира. Нахилзи кивнул и вскоре появился верхом на чистокровном гнедом жеребце, явно украденном с ранчо белых. Мужчины выехали из лагеря в несколько напряженном, но мирном молчании.

Перевалочная станция находилась в каньоне Сифон, окруженном горами со всех сторон, кроме узкого ущелья, тянувшегося за станцией и рассекавшего горный массив с севера на юг. Воины Кочиса заняли окрестные вершины, обложив станцию с трех сторон. Этого было вполне достаточно, чтобы держать в осаде солдат и пассажиров, а также охранять подступы к родникам.

Разглядывая станцию с высоты, Джек не заметил снаружи ни души. Солдаты вместе с уцелевшим скотом расположились в тесном дворике, обнесенном каменными стенами высотой в двенадцать футов. Даже если кареты были набиты битком, общее число пассажиров не должно было превышать двадцати человек, включая кучеров и кондукторов. Никого из них, однако, не было видно, все укрылись в здании станции. Вскоре им понадобится вода, если они уже не страдают от жажды. А при попытке добраться до нее их ждет смерть.

Джек угрюмо молчал. Стычка с Нахилзи отвлекла его от мыслей о пленных, но теперь, вспомнив об Уоллесе, он постарался заглушить сочувствие к нему. Джек слишком долго прожил среди белых. На войне нет места сочувствию.

Ночью небольшой отряд военных проскользнул на станцию. Кочис был в ярости.

Как выяснилось, его разведчики обнаружили милях в двенадцати от почтового тракта подразделение кавалерии, направлявшееся на восток. Предположив, что войска посланы атаковать апачей с востока, разведчики, охранявшие подход к перевалу с запада, оставили свои посты и поспешили навстречу кавалеристам. Это был опрометчивый шаг еще и потому, что восточный вход был практически неприступен и несколько воинов могли успешно оборонять его от превосходящих сил противника. Воспользовавшись моментом, небольшой отряд военных проскользнул через западный вход и бешеным аллюром устремился к станции. Застигнутые врасплох воины, расположившиеся на окрестных горах, открыли огонь, но вскоре прекратили стрельбу, заметив среди солдат пленных индейцев, явно принадлежавших к одному из племен апачей.

Кочис позвал на совет Джека, Нахилзи и еще двух лучших воинов. Теперь у американцев было восемь заложников, включая вторую жену Кочиса и его сына. Поскольку маленькая кавалькада, прорвавшаяся на станцию, включала тридцать лошадей и скот, было ясно, что захваченные индейцы возвращались из набега.

Мрачно хмурясь, вождь предложил каждому из воинов высказать свое мнение о сложившейся ситуации.

Все три индейца жаждали крови. Они требовали подвергнуть пленных американцев мучительным пыткам, а затем убить, чтобы отомстить белым за предательство и поругание чести их вождя. В ответ на предложение Джека еще раз попробовать обменять пленных Нахилзи презрительно фыркнул. Тогда заговорил Кочис:

— Мы не можем пренебречь жизнью восьмерых апачей.

Нас слишком мало и с каждым годом становится все меньше.

Пятеро из них храбрые воины, заменить которых непросто.

Мой брат — умнейший из моих людей. Он нужен нам. Завтра мы пошлем вниз Уоллеса. Это будет мое последнее предупреждение.

На следующий день ярко сияло солнце, под ногами поскрипывал свежевыпавший снежок, на голубом небе не было ни облачка. Стоял жгучий холод. Уоллеса отвязали от столба и набросили на его торс веревочную петлю, конец которой держал Нахилзи. Сотня воинов в полном боевом облачении выехала на вершину холма во главе с Кочисом и Нахилзи, который вел за собой пленника. Джек держался сзади и чуть левее вождя. Лицо у него, как и у всех остальных, было раскрашено красными, черными и желтыми полосами.

Нахилзи ехал справа от вождя. Он размотал веревку, и Уоллес, следуя указаниям Кочиса, спустился к подножию холма и остановился перед руслом пересохшего ручья, пролегавшего между ним и стенами станции.

— Лейтенант Баском! — позвал он.

Появление апачей, видимо, не осталось незамеченным, поскольку ворота тотчас отворились, выпустив нескольких мужчин, трое из которых были в военной форме. Джек поднес к глазам бинокль.

Лейтенант Баском оказался тщедушным коротышкой не старше двадцати двух — двадцати трех лет. На его лице, багровом от длительного пребывания на солнце, застыло напряженное выражение. Рядом с ним стояли сержант, бывалый вояка с тронутыми сединой волосами, и еще один военный, судя по нашивкам на форме, врач. Из штатских Джек узнал Джона Уордена, рыжеволосого ирландца-ранчеро из Тусона, и Уильяма Бакли, управляющего местным отделением почтовой компании. Джек предложил бинокль Кочису, но тот отказался.

Над заснеженными горами повисла неправдоподобная тишина, и звуки отчетливо разносились в утреннем воздухе, пока Уоллес и Баском перекрикивались друг с другом.

— Баском! — крикнул Уоллес. — Дела наши плохи. Мы умираем с голоду и замерзаем. Нас не кормят и не дают одеял. Кочис отпустит нас, если вы освободите индейцев. Он сказал, что это последнее предупреждение!

— Пусть приведет сына Уордена, — отозвался Баском, — вместе с двумя другими американцами, и тогда мы освободим индейцев.