– Очень рад.

Йонатан посмотрел на доктора Кернера сбоку, но и в профиль он ему тоже никого не напомнил, так что и это не помогло.

«Ладно, – подумал Йонатан, – у меня впереди четырнадцать дней, чтобы узнать, где мы встречались. В конце концов, если понадобится, просто спрошу его об этом».

– Тогда я сейчас покажу вам дом, – сказал Йонатан и махнул рукой в направлении виллы. – Смотрите, он там, за кипарисами. Отсюда видно только крышу и южный фронтон. Это и есть Casa Gioia. Лучше, если я пойду вперед, а вы поедете за мной на машине. Ее можно поставить прямо перед домом, и тогда не придется нести багаж.

– Большое спасибо! – Энгельберт уже сел в машину. – Садись, Ингрид.

Машина медленно ехала следом за Йонатаном. В конце концов тот жестом указал, что они могут поставить автомобиль прямо перед окнами спальни, так что до главного входа было всего лишь метров двенадцать.

Энгельберт и Ингрид пока оставили багаж в машине и пошли вслед за Йонатаном сначала вдоль узкой стороны дома, а затем свернули за угол и очутились прямо на большой террасе, расположенной перед входной дверью и выше бассейна, прозрачная голубая вода которого искрилась на солнце.

Ингрид остановилась, наслаждаясь первым впечатлением.

– Как в сказке! – прошептала она.

– Сегодня, к сожалению, видимость не та, – заметил Йонатан. – Там, внизу, Сиена, но из-за дымки все чуть расплывчато. Зато ночью вам будут видны огни города.

– Я смотрел фотографии в Интернете, – сказал Энгельберт, – и должен сказать, что действительность еще прекраснее. Обычно бывает наоборот.

– Спасибо. Я очень рад.

«Где-то я уже слышал этот голос, – подумал Йонатан. – Глубокий и густой».

– Зайдем в дом? – вежливо спросил он.

Ему было неловко, но он не мог сдержаться и продолжал рассматривать постояльца.

– С удовольствием.

Если Ингрид и Энгельберт были приятно удивлены красотой горы, то внутренняя обстановка этой сельской виллы их просто поразила.

– Если вы не против, я зайду через час. За это время вы уже немного освоитесь в доме. Мы по-быстрому уладим финансовые вопросы, и я не стану вам мешать. Можете чувствовать себя совершенно свободно. Дом ниоткуда не видно, а я не буду появляться без предупреждения. Если нужно будет заняться бассейном или цветами, я предварительно позвоню.

– О цветах позабочусь я! – поспешно сказала Ингрид. – Я и дома ими занимаюсь. Для меня не составит труда поливать герань и время от времени убирать увядшие цветки. Об этом можете не беспокоиться.

– Очень мило с вашей стороны.

Йонатан любил гостей, которые брали на себя скучную возню с цветами.

Улыбнувшись и махнув рукой, что напоминало прощальный жест, Йонатан направился к главному дому.

И вдруг почувствовал, как его бросило в жар. Доктор Энгельберт Кернер. Кернер. Доктор Кернер.

Теперь и фамилия показалась ему знакомой.

Серебристо-серый «ауди» подъехал к дому родителей Тобиаса, Хеннинга и Хеллы, и остановился у ворот. Хелла уже стояла у подъезда с распростертыми объятиями.

– Как чудесно, что вы здесь! Как у вас дела? Как прошла поездка? Все в порядке?

У Хеллы была привычка, приветствуя гостей, тут же бомбардировать их кучей вопросов, ответы на которые она, правда, ожидала получить значительно позже.

Тобиас и Леония обняли ее.

– Заходите, дети!

Она пошла вперед, гости за ней.

Хеннинг встретил их в гостиной и тоже обнял сына и невестку.

Обеденный стол был уже накрыт, и пока Тобиас открывал бутылку шампанского, Хеннинг задумчиво наблюдал за ним.

У Тобиаса было спокойное, улыбчивое лицо человека, который абсолютно счастлив и доволен. Работа его продвигалась успешно, и он строил блестящую карьеру адвоката. Он был привлекательным мужчиной, буквально излучавшим ум и обаяние.

Хеннинг ощутил гордость за сына и в этот момент невольно вспомнил, что так было не всегда. Даже наоборот.

Хеннинг и Хелла тогда проводили выходные дни в Гамбурге. На вечер у них были билеты на «Призрак оперы». Они были в номере гостиницы, когда в шестнадцать двадцать пять зазвонил мобильный телефон Хеннинга.

– А-а, это ты, Тоби, – сказал Хеннинг, – как хорошо, что ты позвонил. Хелла еще вчера вечером пыталась дозвониться до тебя.

– Папа! – всхлипывая, на одном дыхании выпалил в телефон Тобиас. – Папа, пожалуйста, помоги мне! Я сбил женщину. Я не знаю, как это получилось, я вообще ничего не знаю, потому что мы тут немного попраздновали. Я даже не знаю, жива ли она! Я не остановился, а сразу же поехал домой.

– Оставайся на месте! – закричал он. – Мы приедем, как только сможем.

Пока Хелла поспешно собирала вещи, Хеннинг позвонил своему другу Энгельберту и объяснил ему, что произошло.

– Тебе нужно сохранить холодную голову, Хеннинг, это главное, – сказал Энгельберт. – Тобиас сейчас никакой, он пьян, он в шоке, а тебе понадобятся стальные нервы. Как бы ему ни было плохо, когда приедешь в Берлин, напои его еще больше. Пусть выпьет столько, сколько сможет. И сделай так, чтобы у него был жалкий вид. Чтобы он был одет в тряпье, был немытый и растрепанный, в общем, вызывал жалость. Потом отвези его в полицию. Он должен добровольно явиться с повинной, наряду с алкоголем это послужит смягчающим обстоятельством.

Когда он положил трубку, до Хеннинга постепенно дошло, что у его сына, а значит, и у всей семьи, возникла огромная проблема.

Хеннинг и Хелла бешено мчались по автобану в Берлин.

Когда они около восьми вечера добрались домой, то увидели, что по их дому слоняются человек пятнадцать пьяных подростков, орет музыка, в комнатах и в саду царит настоящее опустошение, а в их спальне какая-то парочка занимается сексом.

Тобиас лежал в своей комнате и храпел, отсыпаясь после застолья.

Хеннинг потряс его, но сын был мягким, как матерчатая кукла, и не просыпался. Тогда Хеннинг плеснул ему в лицо ледяной водой и лупил по щекам до тех пор, пока Тобиас не пришел в себя.

– Проклятое дерьмо, тебе сейчас нельзя спать!

– А почему? – заплетающимся языком пробормотал Тобиас и попытался закрыть глаза, но Хеннинг ему помешал.

– Тебя рвало?

Тобиас покачал головой и бессильно уронил ее на грудь.

– О'кей. Ну-ка вставай!

Тобиас пытался подняться, но снова и снова падал на матрац.

Хеннинг проверил его пульс и смерил температуру. Термометр показал 36,9 градусов. Значит, он еще не переохладился.

В кухне Хеннинг, не обращая внимания на переполненные пепельницы и тарелки с чашками, которым пришлось заменить пепельницы, пустые и наполовину полные бутылки, остатки еды, блевотину в мойке для посуды и огромную коньячную лужу на полу, взял стакан для воды и наполовину наполнил его виски.