верующих придерживаться каких-либо определенных моральных правил, и в Древнем Египте, в отличие от описанной в Библии истории о первосвященнике и царе Давиде[42], не могла сложиться ситуация, при которой жрец стал бы обвинять фараона в том, что тот совершил нечто несправедливое. Единственным возможным исключением является рассказ о царе Пепи II, сохранившийся лишь фрагментарно. В этом тексте говорится, что некто, жрец или мирянин, собрался упрекнуть царя. Возможно, в итоге в дело вмешался бог, заставивший царя воздержаться от определенных действий[43].

Жрецы, следуя традиции, в соответствии с которой дети следовали по стопам своих отцов, почти всегда были сыновьями жрецов. Они должны были знать все о божестве, которому служили, – то, как оно выглядело, что надевало, какими были его атрибуты, миф о нем, каким метаморфозам ему пришлось подвергнуться, что ему было приятно и что не нравилось. Им следовало уметь произносить гимны, молитвы и магические формулы и, по возможности, выстраивать свое поведение по примеру соответствующего божества. Об этом мы знаем по списку жреческих титулов (правда, следует ответить, что объяснению поддаются лишь некоторые из них). Жреца Хнума называли «тем, кто придает форму телам», ибо до рождения каждого ребенка Хнум вылеплял его и его духа-защитника с помощью своего гончарного круга. Первого из двух служителей Тота величали «лысым», так как для ибиса характерна лысина, а второго – «тем, кто рассудил двоих юношей», ибо именно эту роль выполнял Тот в разрешении спора Хора и Сета. Жрецов храма Хора в Эдфу называли «гарпунщиками», так как бог, которому они служили, бросил гарпун в Сета, когда тот принял облик гиппопотама. Служителя Птаха называли «главным художником», ибо сам Птах был художником и демиургом.

Функции каждого жреца, в свою очередь, были направлены на удовлетворение нужд конкретного божества, которому он служил. К примеру, служитель Мина в Коптосе был своего рода «химиком» и мог изготовить черный краситель, который называли «божественной субстанцией» и которым покрывали статую божества. Другие жрецы Мина ухаживали за пчелами и производили мед, любимое лакомство этого бога. В номе Бедро жрецов Сехмет называли суну, «врачами», так как их повелительница с головой львицы могла как вызывать эпидемии, так и останавливать их.

Во многих случаях не совсем понятно, в чем заключалась связь между божеством и его жрецом, так как в нашем распоряжении недостаточно достоверных письменных источников. Так, мы сумеем понять, почему жрец, служивший Осирису в Абидосе, звался хесек, только после того, как сможем перевести само это слово. Однажды, несомненно, мы узнаем, по какой причине служителя Тота из города Хмуну называли «великим из пятерки», жреца Банебджеда из нома Дельфина – «главой солдат», а служителя Херишефа в городе Нен-Несу – «сыном, любящим его».

Специальные имена и эпитеты носили не только жрецы, но и музыкантши, игравшие на систрах, благодаря которым ритуалы выглядели еще более величественно. Некоторые из них просто принимали имя определенного божества. В Атрибисе они носили имя местной богини Хетутет (или Хуит), а на острове Элефантина – богини Сатет. Других называли в честь атрибутов того или иного божества. В частности, в номе Запад, богиней-покровительницей которого была Секат, изображавшаяся в облике коровы, они носили эпитет «та, которая дает вымя», а в Саисе каждую из них называли уарет – «великой». Третьи получали эпитеты в честь той или иной функции божества. Так, в номе Дельфина женщину, игравшую на систре, называли «той, кто удовлетворяет Ба», с которой был связан баран, а во владениях Бастет – «дамой в красных одеждах» (с помощью этого эпитета называли как саму богиню, так и ее жриц).

Какие бы особые службы ни совершали жрецы и музыканты для своих богов, так как храм считался дворцом, а божество – правителем, некоторые обряды совершались повсеместно. Каждое утро жрец входил в святая святых и убеждался, что дверь закрыта на засов. Затем он открывал ее и видел спавшего, как считалось, бога. Жрец будил его, показывал ему (точнее, его изваянию) различные наряды, головные уборы и украшения и одевал его. После этого божество завтракало (затем, в течение дня, он, подобно людям, принимал пищу еще два или три раза). Вечером со статуи божества снимали украшения и одеяния и помещали обратно в святилище, причем одновременно звучали гимны и песни, а перед божеством выступали танцовщики. Этот ритуал совершался во всех храмах почти одинаково, имели место лишь незначительные локальные особенности.

В основном эти обряды тихо, в отсутствие широкой публики совершали несколько специально назначенных для этого жрецов. Но это совершенно не значит, что для простого люда божества были недоступны. Сам план храмового комплекса с передним двором, расположенным перед пилоном, и серией дворов между пилоном и гипостильным залом свидетельствует о том, что публику пускали на его территорию. В крупных городах дворцы нередко строились рядом с храмами, причем таким образом, чтобы их главный фасад выходил на основной двор. Царь выходил на балкон и в присутствии людей раздавал награды. Очевидно, главные ворота открывали не каждый день, а лишь тогда, когда людям разрешалось принимать участие в обрядах, установленных царем, и в отдельных празднествах. Дословно подобные события называли «выходом» бога, а одно из них было известно как «великий выход».

Для всех празднеств, отличавшихся друг от друга продолжительностью и отдельными деталями, была характерна одна общая черта – из огромной толпы горожан образовывалась процессия, которая, двигаясь позади официальных лиц, принимала участие в шествии. Другие египтяне, чтобы не пропустить ни малейшей составляющей данного зрелища, собирались на улицах. Иногда процессия проходила по территории священного участка и останавливалась у священного озера, располагавшегося в садах. С другой стороны, божество нередко покидало свое святилище, чтобы посетить другие храмы, сады или поселения или встретиться с другими богами. Жители городов и их окрестностей, поклонявшиеся определенному божеству, а также обитатели соседних районов с нетерпением ждали этого события, позволяющего им на время забыть о тяготах и однообразии их повседневной жизни.

Описания данных празднеств присутствуют в сочинениях античных авторов. Незадолго до торжества, проводимого в Бубастисе, в город, набившись в лодки, прибывали жители даже самых отдаленных деревень. Этот праздник также привлекал прохожих, вскоре достигавших такого же возбужденного состояния, как и то, что охватывало всю остальную толпу. Женщины присоединялись к всеобщему веселью, беззастенчиво задирая юбки, не сознавая, что богиня Нейт в присутствии своего царственного отца поступила точно так же. Во время праздника, длившегося всего неделю, выпивали больше вина, чем в течение всего года. В Папремисе статую бога выносили из храма и помещали в другой «священный покой». Возле нее несли