себе пропитание да жильё где ей вздумается, любить, кого пожелает и никогда, ни под каким предлогом не попадаться мне на глаза! С теми словами я вытолкала Летис в оконце, а когда оказалась она на земле, всё тоже прокричала ей вслед.

В тот проклятый миг я и видела мою малышку в последний раз. Рыдающую, опозоренную, бредущую, не видя тропы, сквозь колючий кустарник…

Поверьте, друзья мои, сейчас сердце моё кровоточит при одном воспоминании о Летис. Но тогда! О, тогда я была слишком зла! Слишком рассержена на её неблагодарность, глупость и несправедливость. Сказать по чести, я была уверена – дочь объявится с повинной через пару дней. Ну куда ей было податься, в самом деле?

Куда больше меня занимал теперь её любовничек!

На этого прохвоста я зла была ещё больше, чем на глупышку Летис, так что, сразу задумала его проучить. Отомстить за поруганную честь дочери, как того требовали законы моих предков. Понятное дело, вызвать лордика на честный поединок я не могла! Но и о том, чтобы спустить ему такой проступок с рук речи не шло. Очень скоро я сообразила, что мальчишка пока не догадывается о разоблачении их с Летис интрижки, а значит, долго ли, коротко ли, заявится, по своему обыкновению, к башне. Что ж, мне оставалось только подождать!

Оглядела я внимательно опустевшую башню, навела там порядок и села у окна, дожидаться проклятого волокиту. Представьте себе, я даже заскучать толком не успела! Парень появился к закату третьего дня, смазливый, что девчонка и весь из себя расфуфыренный, будто не в лес собирался, а на королевский пир. Ну и смешон же он был в своих ярких одеждах посреди чащи! Охотничек! Что только глупышка Летис в этаком манерном сопляке нашла? Ума не приложу.

В общем, подошёл он к башне, голову задрал и давай соловьём разливаться, подзывать свою ненаглядную златовласку, чтобы впустила она его в «святая святых». Да, так и сказал! Представляешь? Высокопарный осёл!

Услышав эти его речи, я пуще прежнего вскипела. Ну и не стала медлить, как он и просил! Сбросила ему вниз конец отрезанной косы, да стала подкарауливать гостя внутри. Вскарабкался он быстрее быстрого! Видать, очень уж не терпелось поганцу поскорее собрать с молока сливки, да только не тут-то было! Вместо приветливой улыбки юной красавицы встретила его ухмылка выдавшей виды карги. В страхе шарахнулся юнец назад, к окну, хотел было убраться поздорову, ну а я тут как тут, подоспела с ножницами, да и второй раз чудесную косу укоротила, на сей раз у самой балки. Так что, полетел незадачливый гость вниз, как мешок с трухой. Прямиком в терновые кусты.

Долго ещё раздавались оттуда его стоны, ну да я их слушать не стала, спустилась из башни по заранее припасённому сыромятному ремню да побрела к своей землянке, ни жива, ни мертва. Только там, где падали на землю мои горькие слёзы, оставались проплешины в траве, словно выжженные огнём, и поговаривают люди, коим случалось после бывать в тех краях, до сих пор ещё те проплешины не заросли. Вот какого было моё горе!

Не день и не два ещё томилась я в ожидании у порога, надеясь, что всё устроится и моя Летис вернётся в уютную нашу хижину. Корила себя за горячность. Боялась отойти далеко, дабы не пропустить звука её шагов. Однако дочь не возвратилась. Ни через два дня, ни через три ночи, ни к следующей луне, ни через год. Вконец обезумев от вины и тревоги, я стала искать её по лесу, но даже следов не обнаружила. Тогда я отправилась в селение. Рассудила, что, если Летис куда и могла податься, так это к людям. Её всегда к ним тянуло, мне ли было о том не знать.

Уж не знаю, боги ли мне в тот день благоволили, или же помогла врождённая удача, только до посёлка я дойти не успела. Ещё на краю леса услышала трубы, крики да лай собак, будто лорд на большую охоту собрался. Только вот, вовремя смекнула, что для охоты пора ещё не настала. А значит, вовсе не зверя собрались гнать по лесу благородные лорды и их всадники!

И правда, едва я успела натереться кабаньим помётом, чтоб отбить запах, да схорониться в кустах, как мимо пронесся громадный отряд. Впереди ехал старый лорд, за ним сыновья, да с каждым трижды по девять воинов, все при оружии. От дурного предчувствия кровь застыла у меня в жилах, когда увидала я их. И точно! По левую руку от отца скакал на сером жеребце знакомый мне юнец.

Не без труда узнала я его лицо, ведь облик его больше не был прекрасен, как у юной девы. Глубокие шрамы избороздили белые щёки, левого глаза не было вовсе, а правый глядел угрюмо и зло, одно плечо опустилось ниже другого и видно было, что усидеть в седле для него немалый труд, но руки его изо всех сил сжимали поводья, а голос, когда он крикнул дружине искать ведьму живой, был звонок и чист.

Тут-то я и поняла, что домой мне возврата нет. Дождалась, пока последний из всадников скроется в лесу и побрела, куда глядели глаза, сторонясь всякого жилья да проезжих дорог. Снова беглянка. Снова нищенка. Снова одна. Гонимая и преследуемая, как распоследняя преступница.

Уж и не помню, как покинула владения того лорда, а после и королевство. Долго носит меня с тех пор судьба по свету, как палый лист ветер, и нигде я больше не задерживалась без нужды. Вот так-то, дружок… До недавних пор ещё зарабатывала по мелочи разными штуками, ну там, бородавки свести, кротов извести, девке амулет изготовить для скорого замужества, на бобах да воске погадать, младенчику жар унять или старику силу в чреслах возвратить, сами знаете, как оно бывает, за чем только не обратятся порой люди к прохожей ведунье. Да только нынче повсюду монахов и аббатов развелось, что лягушек в пруду! Мало того, что пугают они крестьян страшными муками, посмертным судом да прочим, в таком же духе, так ещё и чуть что готовы бедную женщину в колодки заковать! Вот я и думаю, пора мне уже отыскать на старости лет тихое местечко, да осесть где-нибудь в глуши, куда не забредают эти вездесущие жрецы нового бога.

Вы, к слову, не знаете в здешних местах такого? Эх, жаль… Очень жаль. Но я слышала, там, за большой за рекой, просторы немалые. Может сыщется в них уголок