Лиззи мотнула головой.

Луиза открыто, с искренним сопереживанием посмотрела ей в глаза.

— Я понимаю, как тебе необходимо узнать правду, и я была бы очень рада помочь. Честное слово! Но после стольких лет лица ребят для меня словно сливаются в одно. Единственная причина, почему я запомнила эту несчастную девочку — это потому, что ее лицо, как и лицо ее сестры, показывали чуть ли не во всех новостях. А что касается имен — так у меня всегда с этим было туговато.

— Но вы же помните мое имя, — попыталась возразить Лиззи. — Вот сегодня сразу его вспомнили.

— Ну да… — Луиза улыбнулась и сильно подалась вперед, как будто собиралась поведать какую-то страшную тайну. — Просто ты всегда выделялась. Даже когда была еще совсем маленькой.

Лиззи даже не знала, что ей ответить. Луиза произнесла эти слова с самыми лучшими намерениями, однако для человека, который все свои школьные годы пытался просто слиться с общей массой, новость о том, что она потерпела с этим полный провал, была не совсем приятной. С трудом выдавив улыбку, Лиззи потянулась в сумочку за бумагой и ручкой.

— Вот вам мой номер телефона, — произнесла она, когда закончила писать. — Если вам вдруг что-то вспомнится — все равно что, — позвоните мне, пожалуйста.

Лиззи взяла со стола альбом и уже собралась было уходить, но Луиза вдруг вскинула руку, чтобы ее удержать:

— Пока ты не ушла… Хочу спросить, могу ли я попросить тебя об одной услуге? Пенни Касл мне сказала, что ты принесла ей чай от головной боли. И я хотела узнать, не залежалось ли у вас в аптеке хоть немного того детского мыла, что делала твоя бабушка, — то, что помогает деткам уснуть? На мою дочурку это, помню, действовало, как волшебство. А теперь у моей дочери уже своя малышка. Бедняжка! Ей уже годик, а она все по ночам не спит как следует.

Лиззи поняла, какое мыло Луиза имела в виду. Это была смесь ромашки, лаванды и овсянки, которую Альтея однажды, на пределе отчаяния, по наитию вбила в мыльную основу, когда Ранна была совсем маленькой. Бабушка его назвала «Сонное детское мыло», и очень быстро оно стало продаваться лучше всего прочего. Однако вчера Лиззи перебрала все, что осталось в магазине, но ни одного бруска этого мыла ей не попалось.

— Боюсь, у бабушки полки в основном теперь пустые.

— Но ты же могла бы сварить еще, — с надеждой предложила Луиза. — Ты же наверняка знаешь, как она его делала. Мы перепробовали уже все средства из обычной аптеки — и пену для ванны, и отвары, — ничего не помогает! Дочка уже просто вымоталась.

Лиззи, конечно, очень сочувствовала дочери Луизы, но изготовление мыла — это не просто смешивание нескольких ингредиентов и разливание массы по формам. Хорошее мыло — это целое искусство. Здесь требуется определенная техника работы и навыки, и чтобы овладеть ими, нужно время и практика. И даже если она согласится сделать мыло, не надо забывать еще и о времени его отверждения — а это, как минимум, четыре недели. Лиззи же сильно сомневалась, что задержится в Сейлем-Крике на такой срок.

— Мылу ведь еще нужно отвердеть, миссис Райерсон. Так что оно будет готово не раньше, чем через месяц, а к тому времени меня уже здесь не будет.

— Ой, так тебе же не обязательно доводить его до полной-то готовности! Отвердеть — так ты это назвала? — оно же может и у меня дома. Ты могла бы его сделать — а я бы сразу же забрала. Я могу прямо сейчас и заплатить за него. Кошелек у меня в шкафчике…

Тут Лиззи не могла не вспомнить лицо Пенни Касл в тот момент, когда она вручила той чай от мигрени, и что сама она почувствовала при осознании, что смогла кому-то помочь.

— Мы это сделаем в подарок. Я закажу ингредиенты и дам вам знать, когда мыло будет готово.

— Моя дочка будет тебе так благодарна! Ты даже не представляешь, как много значит даже небольшое доброе дело, когда ты уже в полном отчаянии!

Но как раз это Лиззи очень хорошо знала. Сама Луиза Райерсон ее и научила — еще давным-давно, — что доброта может выказываться в очень разных формах. Иной раз как печенье, а иногда как мыло.

— Я буду очень рада помочь, миссис Райерсон.

Тут Луиза вскинула указательный палец:

— Погоди-ка, не убегай! У меня для тебя кое-что есть.

Она скрылась за вращающимися в обе стороны дверями и через мгновение вернулась, неся что-то, завернутое в бумажную салфетку.

— Овсяное с изюмом, — возвестила она с той же радушной улыбкой, которая так запомнилась Лиззи. — Оно всегда было твоим любимым.

Вытерев ладони о рабочие джинсы, Лиззи достала бутылочку с водой. Она с самого завтрака трудилась в лавке: оттирала окна, мыла полки, выметала с пола мышиный помет — и наконец начала замечать хоть какой-то видимый прогресс.

Накануне она связалась с поставщиком Альтеи, чтобы заказать необходимые для «Сонного мыла» ингредиенты, уже прекрасно сознавая, что, прежде чем начать над ним работу, ей придется как следует расчистить магазин. Она до сих пор до конца не поняла, почему согласилась изготовить партию мыла — ей хватало по уши хлопот и без чьих-либо надежд и ожиданий.

По спине Лиззи скатилась крупная капля пота. Август, похоже, решил взять у погоды реванш, и в магазинчике было знойно и душно. Придется принести с чердака вентилятор, решила Лиззи, — разогнать жару, а также пары щелока. Осушая бутылочку, Лиззи обвела взглядом помещение, пытаясь представить аптечную лавку Альтеи без многочисленных шкафчиков и полок. Что, интересно, здесь устроят новые владельцы? Сделают гостевой домик с тюлевыми занавесочками на окнах? Или художественную студию, заваленную незаконченными акварелями? Или просто склад всевозможного хлама?

Этот вопрос не должен был бы ее волновать — однако Лиззи он все же не давал покоя. Многие поколения жителей Сейлем-Крика искали здесь исцеления — и многие его обрели. А теперь — при ней — с этим будет покончено.

«Ты — единственное, что у нас осталось. Последняя и лучшая среди нас», — вновь зазвучали в голове слова Альтеи. Однако это не было правдой. По крайней мере, не вся фраза. Она действительно будет последней — но уж никак не лучшей. Для нее «Лун» было всего лишь фамилией, которую она получила в наследство вместе с черными волосами и необычными серыми глазами — как и ее мать, и мать ее матери.

Ее мать… Вот с кого начал разваливаться род Лун. С Ранны. Выпивка и наркотики, нескончаемая вереница мужчин, постоянные стычки с правопорядком. Этакая замедленная форма мятежа против той жизни, которую она, по традиции, должна была вести. Которую должны были вести все женщины рода Лун. Ранна же никогда этого не хотела — ни фермы, ни аптечной лавки, ни уж тем более семьи. Прогремевшие в городе убийства дали ей лишь долгожданный повод, чтобы смотать удочки и исчезнуть навсегда.

И этого Лиззи никак не могла ей простить. Не того, что та уехала — Лиззи и сама сделала потом то же самое, — но того, что та именно исчезла, словно испарилась. Не предупредив об этом. Не нацарапав даже записки. Оставив после себя лишь голый туалетный столик да пустой угол там, где обычно стояла ее гитара. Ей даже в голову не приходило, что Альтея может из-за этого переволноваться. Впрочем, Ранна никогда и не думала ни о ком, кроме себя. Она безбашенно скакала по жизни от одной напасти к другой — и к черту все, что оставалось после нее, включая и дочь, которая никогда не была ей нужна.