Сезарина (отдает ей письмо). Все равно, вы не должны были показывать мне его письмо.

Зоя (берет письмо). А что мне было делать? Я растерялась. Отважиться ли на такой шаг, о котором он никогда не узнает, или пусть, мол, он кончает с собой? А ведь он хочет наложить на себя руки сегодня же вечером. Вы плохо его знаете, если думаете, что он способен отказаться от своего намерения.

Сезарина. Нет, я его знаю хорошо. Мне памятен его тяжелый, беспокойный и несчастный характер. Я бы дорого дала, чтобы его спасти, но это не в моей власти. Образумить его лучше всего сумеете вы, Зоя, а я не могу ни видеть его, ни говорить с ним.

Зоя. Разумеется! Я вас отлично понимаю. Ваши принципы мне известны. Я хочу только одного – чтобы вы не преследовали своей ненавистью бедного молодого человека. Что было для него последним, роковым ударом? Когда он дошел до полного отчаяния? Как только убедился окончательно, что вы его смертельный враг.

Сезарина. Кто? Я?

Зоя. Из-за ваших козней он никак не может пробиться, из-за ваших козней он бедствует. Это ли благодарность за его привязанность, это ли награда за его страдания? Где же справедливость, где ваша порядочность? Но если бы он получил доказательство, что вы покинули стан его врагов и даже как-то раз случайно выступили на его защиту, оказали ему услугу, поддержали его, – о, одна эта мысль вдохнула бы в него жизнь, веру в счастье, окрылила бы его! Вы спасли бы его, ни в чем не изменив своему долгу.

Сезарина. Вы так думаете?

Зоя (живо). Вот, например, вы могли понять из его письма, что он собирался выставить свою кандидатуру в депутаты. От этого зависит все его будущее. А вы выдвигаете другого человека. Правда, он ваш родственник, но вы его не любите и не уважаете, он держится только вами, сам по себе он ничего не значит. И вот этот-то конкурент благодаря вам, благодаря вашим усилиям одерживает победу над Эдмоном. Право, для Эдмона это смертельный удар! Но ведь вы же не захотите нанести его?

Сезарина. Да, да, Зоя, я с вами согласна, справедливость превыше всего.

Зоя. Даже выше двоюродных братьев.

Сезарина. Я даю вам слово, что если еще не поздно, то я приму меры… я попытаюсь. Не знаю, выйдет ли у меня что-нибудь, но, во всяком случае, я постараюсь.

Зоя. Я только об этом вас и прошу.

Слуга (входит). Доктор Бернарде!

Зоя, Сезарина, Бернарде.

Бернарде (Сезарине). Я назначен! Вы мой ангел-хранитель, благодаря вам я теперь профессор. В свою очередь, и я могу вас порадовать: я только что из Сен-Дени, меня подвез в своем тильбюри (обращаясь к Зое) ваш супруг.

Зоя и Сезарина (живо). Ну и что же?..

Бернарде (Сезарине). Так вот… (Бросает недоверчивый взгляд на Зою.)

Сезарина (указывая на Зою). При ней можно говорить все.

Зоя. Ну конечно, доктор, – ведь я тоже ваша союзница.

Бернарде (потирая руки). Все идет отлично!

Сезарина. То есть?

Бернарде. Я прямо с предвыборного собрания первого участка, где меня, кстати сказать, на руках носят. Оскар держал речь перед избирателями, и его краткая импровизация произвела прекрасное впечатление. Правда, он несколько раз запнулся, но в общем речь была превосходная. Ее составил наш приятель Сент-Эстев, и мы ее сегодня же тиснем, сопроводим беспристрастными замечаниями и мыслями редактора, а в скобках поставим: «Получила всеобщее одобрение».

Сезарина. Значит, все собрание было за него?

Бернарде. Какое там! Только одна треть: наши друзья, цеховые мастера с фабрики графа де Монлюкара и еще несколько зевак, которые присоединились к нам единственно потому, что их места случайно оказались рядом с нашими. Все остальные были против – чувствовалось, что они готовятся дать отпор. Тогда я прибегнул к крайним мерам. Я выступил против нашего кандидата – и уж так его отделал!.. Камня на камне не оставил от его убеждений.

Сезарина. Да у него никаких убеждений нет!

Бернарде. Тем лучше! Значит, можно отделаться общими фразами! Я крикнул ему: «Милостивый государь! Я не скрываю: вы – не мой кандидат! Я против вашей кандидатуры потому-то и потому-то». И я его разгромил. Но потом взял слово Оскар и ответил мне.

Сезарина. Что же он ответил?

Бернарде. Вторую свою речь, заранее подготовленную в качестве реплики, он произнес уже без запинки, он говорил с жаром, он был прекрасен, он опроверг все мои доводы, я вынужден был с ним согласиться, и все наши приятели хором воскликнули: «Вы слышите? Даже враги не могут не отдать ему должное!» Этот последний ловко рассчитанный эффект убедил всех простачков, всех простофиль, все Панургово стадо[42], которое, само того не зная, всегда составляет большинство, – теперь это самые ярые приверженцы Оскара. «Так вот, Эмилия, как обстоят дела»[43].

Зоя (Сезарине). Оскар пройдет!

Бернарде. Ручаюсь! Во всяком случае – за первый участок. В общем, к вечеру все будет готово. (Обращаясь к Сезарине.) Ваш супруг представит вашего брата избирателям второго участка, а там сплошь одни хуторяне, фермеры – словом, люди, которые всецело от вас зависят. Это чрезвычайно важно! И вы сами отлично сознаете всю важность предстоящего собрания, ибо я вижу, что сюда идет граф де Мирмон, одетый по-дорожному.

Зоя, Сезарина, Бернарде, граф де Мирмон.

Граф де Мирмон. Вы угадали, доктор: сейчас за мной должен заехать Оскар, и мы вместе отправимся на предвыборное собрание.

Зоя (Сезарине, тихо). Ради бога, не пускайте его!

Сезарина (Зое, тихо). Да я сама его туда посылала! Что же я теперь должна делать?

Зоя (Сезарине, тихо). Все, что хотите!.. Очерните Оскара!