вытащил, подал мне. Я, не отрываясь от глубоких вдохов-выдохов, похлопал по планширю, типа сюда положи. А потом взялся пальцами за верёвочную обвязку груза.

Поехали! Стараясь не затрачивать сил, дёрнул груз на себя и, увлекаемый им, булькнул под воду.

На этот раз я «включил» ноги сразу, старательно отгребая от лодки по мере падения. А вот и приметный выступ… Выпустил груз, он лёг сверху. Ну вот, теперь у меня хотя бы два репера! Теперь так и буду ходить челночком между ними, постепенно отдаляясь в сторону. Теперь можно и поиском ракушек заняться.

Первую ракушку я встретил, когда возвращался от лодки. Вот она — сидит, притулившись под сине-серой актинией, — небольшой двустворчатый моллюск с желтоватой раковиной. Странно, почему одна? Я осмотрелся. Вроде бы они колониями сидят? Под моим пляжиком они чаще понатыканы.

Рукой в варежке аккуратно отвёл стрекательные щупальца в сторону и ухватился другой рукой за раковину. Дёрг, дёрг… Твою мать! Как же проще их отрывать, когда подковырнёшь. Дайте мне уже нож или хотя бы палочку заострённую! Наконец-то я смог преодолеть силу, с которой моллюск вцепился ногой в коралл, и ракушка отправилась в сетку. С почином тебя, Скат.

Ещё две прибавились к первой, когда я шёл в сторону лодки. Решил, раз уж скорость позволяет, буду туда-обратно проходить по одному и тому же месту. Всё-таки взгляд станет ощупывать поверхность под разным ракурсом, меньше шансов пропустить добычу.

И всплыл. На руках. По якорному канату.

А что? Он тоже верёвка, зачем мне лишние? В начале, когда у самого дна преодолевал зону отрицательной плавучести, пару раз хорошенько потянул себя руками, в середине подъёма чуть доработал ластами, а последние пять метров вообще позволил солёной водичке самой меня выталкивать. Очень комфортный подъём.

— Всего три? — Фету с сомнением посмотрел на ракушки, высыпанные на дно, на меня… Покачал головой.

Я не стал вступать в полемику. Считать по результатам будем, а до них ещё целый день.

Ситу в своей лодке, кажется, вообще заснул. Ну и ладно.

Я повис на борту, максимально расслабился и начал дышать. Фету взялся за грузовую верёвку.

— Подожди! — спохватившись, остановил я парня. — Не поднимай. Мне груз границей участка выступает, а то я в ластах дальше умотаю.

— Твоё дело, — хмыкнул парень и плюхнулся на дно лодки.

Мелькнула мысль — вот работа! Сиди, жди, пока я вынырну… Ни те книжечку почитать, ни в какую карманную игрушку поиграть. Скукота. Я б, наверное, не выдержал так.

Снова всплыл Туситала. Мауи опять вытянул корзинку. Спрашивать я почему-то постеснялся, но Фету и сам проинформировал.

— Ещё четыре.

И внимательно уставился на меня.

Да пофиг! Цыплят по осени считают. Не отвечая, снова повис на борту и принялся гонять туда-сюда воздух в лёгкие.

За следующие восемь погружений я поднял двадцать семь ракушек — только в трёх погружениях было по четыре. Итого вместе с тремя первыми ровно три десятка.

Тогда как у Туситалы сорок две — из двух нырков он вернулся с пятью раковинами.

Да уж, это не камешки собирать. Там-то я видел, куда они падают, да ещё и точно знал — на этом участке дна десять имитаторов. А тут? Есть ракушка или её нет? Кто знает?

— Прервись, — хмыкнул проснувшийся Ситу, оглядывая горки раковин у меня и у отца Руйхи. — Десять погружений и надо отдохнуть, иначе таравана поцелует.

Туситала уже забрался в лодку, и собрался потрошить свои раковины.

— Подожди, — остановил его Ситу, — этим потом займёшься, сравнить надо вечером будет.

— А когда я их проверю? — хмуро спросил тот.

— Вечером и проверишь, — небрежно отмахнулся Ситу. — Заодно и то, что наловит пацан. Договорились — всё твоё.

Мужику перспектива явно не понравилась, но спорить с главой касты он не стал.

Я поднялся в лодку. Отдых, конечно, нужен. Физически усилий я трачу немного, но приступы гипоксии действуют выматывающее. Как там Михалыч любил повторять? «Семь-восемь нырков, потом привыкаешь»? Ха, некоторые думают, что это про то, что после семи-восьми нырков прекращают одолевать позывы на вдох, пропадает чувство сосущих лёгких или контракции перестают сотрясать тело? Вот вам всем хрен! Просто разнырявшись, перестаёшь на это обращать столько внимания, как вначале, но хреново тебе от этого быть не перестаёт. Привыкаешь к состоянию.

Я взял припасённый кувшинчик, вытащил деревянную пробку, прополоскал водой рот, сделал глоток.

— Фету, у тебя вода? — раздался голос Ситу.

Молодой ныряльщик поднялся, покопался в запасах на носу, достал почти такой же кувшинчик и передал всё так же развалившемуся в своей лодке отцу глубин. Тот, казалось, не открывая глаз, протянул руку, взял вложенный в неё сосуд.

— И достань чего-нибудь пожевать, — в той же манере распорядился Ситу.

Кстати, Туситала на своей лодке тоже развернул чего-то из широких пальмовых листьев и принялся есть. Понятно, что мне никто не предлагал. Впрочем, я и не взял бы. Вся ваша местная еда — тяжёлая, будет лежать комом в желудке и перевариваться полдня, отбирая на себя кровь и кислород, необходимый для пищеварения. Так что нафиг. Вот водички хлебнуть — это надо.

Следующие десять нырков прошли куда продуктивнее. Во-первых, я снизил скорость — шёл, еле-еле шевеля самыми кончиками ласт. Из-за этого расход воздуха ещё сократился, и я начал делать нырки дольше Туситалы. По ощущениям — дольше трёх минут. Во-вторых, глаз, так сказать, наметался. Добавим сюда же меньшую скорость — и я стал замечать раковины чаще.

Поскольку я не оставлял и сканирование окрестностей, — это уже привычка, никуда от неё не денешься, — помимо раковин, на глаза попался ещё один групер. Потом вдалеке, заставив испуганно дрогнуть сердце, стремительно пронеслась барракуда. Не заметила. Чуть позже на том же галсе, где-то метра за полтора до, увидел маячащую в небольшой расселине характерную голову. На всякий обошёл нору мурены на почтительном расстоянии. Ну её!

Таким образом, до следующего отдыха я поднял уже тридцать девять раковин, причём один раз поднял сразу пять. Пошла Марфа до Якова, как говорила моя бабушка. Будет дело!

Поднимаясь в лодку, почувствовал, что всё-таки устал. Солнце-то уже в зените, половина дня позади. Это с дедом мы проводили лишь две, так сказать, нырятельные сессии, отдыхая, пока ныряла другая смена. Сейчас же я прочувствовал на собственной шкуре, что значит быть человеком глубин по-настоящему.

Уселся в лодке, вытянув внезапно ставшие такими тяжелыми ноги, взял воды…

— Как успехи, — зевая, поднялся в своей лодке Ситу. Заглянул в лодку к Туситале, оглядел горку моих раковин. И ничего не сказал.

Я посмотрел на отца Руйхи. Туситала отдыхал. Уже немолодой мужик глядел куда-то в даль немигающим взглядом и механически откусывал от вяленой рыбы.

Не знаю, сколько я вот так сидел, уставившись на потенциального тестя, пока наконец тот не заметил мой взгляд, повернулся… Какая же усталость на его немолодом лице! Коротким жестом он предложил рыбину. Я, не говоря ни слова, мотнул головой, дескать спасибо, не надо. Говорить не хотелось.

Вспомнил, что совсем недалеко от нас другие Ученики тоже опускаются под воду. Интересно, как у них там? Повернулся, но видно было плохо, в глазах словно лёгкая плёнка образовалась. Плеснул на ладонь пресной воды, промыл, стало лучше.

В соседней лодке Туситала завернул остатки рыбины всё в те же пальмовые листья, тяжко перевалился через борт. Я вздохнул: ну что, погнали дальше?

В этот раз я нырки даже не считал. Вынырнув и выгрузив добычу в лодку в очередной раз, вдруг понял, что не помню, это какой по счёту: третий? четвёртый? может, уже десятый? Фету, похоже, вообще дремал, сидя на носу буддийской статуей. Ладно, решил я, Туситала наверняка считает, увижу, что принялся отдыхать, — тоже влезу в пирогу. И я вновь опустился на дно, чтоб в который раз, как какой-нибудь комбайн или трактор, начать бороздить дно в поисках этих долбанных ракушек, которые местные даже не едят.

Сколько я поднял ракушек за третью сессию? Да хрен знает, не считал. Вот они, лежат быстро сохнущей горкой на дне, присоединившись к предыдущим. Фету, позёвывая, что-то спрашивает, но я даже не понял, что? Кажется, о чём-то иронизирует Ситу. Блин, мужики, отстаньте, а? Дайте отдохнуть… А лучше просто сдохнуть. Зачем-то поднёс к глазам левое запястье, долго пялился, не соображая зачем. Дошло, опустил руку,