«Покайтесь! Покайтесь!»

Он взывал, и Иордан вздымал волны свои, а караваны останавливались, потому как верблюды не могли двигаться дальше… А этот, стоявший перед ним, улыбался, голос его был спокоен и боязлив — неумелая пташка, пытавшаяся запеть, и глаза его не жгли, а ласкали. Сердце Андрея встревоженно металось, металось между этими двумя.

Иоанн оставил отца и медленно приблизился к Иисусу, оказавшись уже почти у самых его ног. Заметив это, Зеведей разъярился пуще прежнего. Теперь он напустился на лжепророков, которые плодились с каждым днем все более, доставляя людишкам одни только новые неприятности. И все они, словно сговорившись, нападают на хозяев, священников и царей. Все, что только есть хорошего и устойчивого в этом мире, желают они разрушить. А тут еще, вот вам пожалуйста, этот босоногий Сын Марии! Да я ему шею сверну, прежде чем он озвереет!

Зеведей оглянулся, желая услышать, что говорит толпа, и заручиться ее поддержкой. Он увидел своего старшего сына Иакова, хмурившего брови — непонятно, правда, от печали или же от гнева — увидел жену, которая шла к нему, вытирая глаза. Затем перевел взгляд на оборванцев и вздрогнул: все они, изголодавшись, смотрели на Сына Марии, раскрыв рты, словно птенцы на кормящую их мать.

«Чтобы вам пропасть, голодранцы! — пробормотал Зеведей, съежившись подле сына. — Лучше уж мне помалкивать, а то несдобровать!»

Послышался ровный, исполненный чувства голос — заговорил кто-то из сидевших у ног Иисуса. Те, кто расположились поодаль, приподнялись, желая увидеть того, кому принадлежал голос. Это был младший сын Зеведеев, который мало-помалу пробрался к ногам Иисуса, а теперь поднял голову и заговорил:

— Ты — сеятель, мы же — камни, тернии и земля. Но что есть семя во длани твоей?

Покрытое пушком девственное лицо пылало, а черные миндалевидные глаза тревожно смотрели на Иисуса. Охваченное трепетом хрупкое тело выжидательно напряглось. По всему было видно, что от ответа, который получит этот юноша, зависит его жизнь. И не только его.

Услышав эти слова, Иисус опустил голову. Некоторое время он молчал, прислушиваясь к голосу своего сердца и стараясь найти простое, обыденное, бессмертное слово. Горячий пот выступил на его челе.

— Что есть семя во длани твоей? — снова взволнованно спросил сын Зеведеев.

Иисус вдруг встрепенулся, раскрыл объятия и наклонился к людям.

— Возлюбите друг друга! — вырвался крик из глубины его души. — Возлюбите друг друга.

И как только он произнес эти слова, то почувствовал, как сердце его опустело, и бессильно опустился на капитель.

Послышался гул, толпа заволновалась, многие покачивали головой, кто-то смеялся.

— Что он сказал? — спросил старик, который был туг на ухо.

— Чтобы мы любили друг друга!

— Не будет этого! — сказал старик и разозлился. — Голодный не может полюбить сытого. Обиженный не может полюбить обидчика. Не будет этого! Пошли отсюда!

Прислонившись к сосне, Иуда яростно теребил свою бороду.

— Так вот что ты намеревался сказать нам, Сыне Плотника! — прошептал он. — Это и есть великая весть, которую ты принес нам? Стало быть, мы должны возлюбить римлян? Подставить им горло, как ты подставляешь щеку, да еще сказать при этом: «Зарежь меня, брат!»

Иисус слышал ропот, видел насупившиеся лица и помутневшие глаза. Он понял. Лицо его переполнила горечь, которая все возрастала, поглощая все его силы.

— Возлюбите друг друга! Возлюбите друг друга! — снова умоляюще и настойчиво прозвучал его голос. — Бог есть любовь! И я когда-то думал, что Он свиреп, что горы дымятся, а люди гибнут при Его приближении. Ища спасения, я укрылся в обители, где лежал лицом долу в ожидании Его прихода. «Вот сейчас Он явится и обрушится на меня сверху громом!» — думал я. А Он явился однажды утром, подул свежим ветерком и сказал: «Встань, дитя мое». Я встал и пришел. И вот я перед вами!

Скрестив руки на груди, он отвесил людям глубокий поклон до пояса.

Почтенный Зеведей кашлянул, сплюнул и сжал посох.

— Так значит Бог — это свежий ветерок? — медленно и злобно прорычал он. — Сгинь, богохульник!

Продолжая говорить, Сын Марии спустился между тем к людям и переходил от одного к другому, стараясь убедить каждого, заглядывая в лицо и воздевая руки к небу.

— Он — Отец наш, — говорил Иисус, — и потому ни одно страдание не останется без утешения, ни одна рана — без исцеления. Чем более мучимся мы здесь, на земле, тем более утешения и радости ожидает нас на небе…

Устав, он возвратился к капители и уселся на ней.

— Потерпи еще, вороной, отведаешь клеверу! — сказал кто-то, и раздался смех. Но увлекшийся Иисус не слышал этого.

— Блаженны алчущие и жаждущие правды… — восклицал он.

— Одной правдой сыт не будешь, — перебил его кто-то из голодных. — Мало одной правды. Нужен еще и хлеб!

— И хлеб, — со вздохом сказал Иисус. — И хлеб тоже. Бог насытит их. Блаженны плачущие, ибо Бог утешит их. Блаженны нищие, униженные и оскорбленные, ибо Бог уготовил им Царство Небесное.

Две мужеподобные женщины, державшие на голове корзины с виноградом, быстро переглянулись, не говоря ни слова, поставили корзины на землю и принялись раздавать направо и налево виноград бедным. Припав к ногам Иисуса и все еще не решаясь поднять голову и показать людям скрытое волосами лицо, Магдалина тайком целовала ноги Сыну Марии.

Иаков, потеряв терпение, резко поднялся с места и пошел прочь. Освободившись из объятий брата, Андрей стал перед Иисусом и гневно воскликнул:

— Я пришел из Иудеи, от реки Иордана, где пророк возглашает: «Люди — колоса, я же огонь, пришедший жечь и очищать землю, пришедший жечь и очищать душу, готовя приход Мессии!» А ты, Сыне Плотника, возглашаешь любовь? Разве ты не видишь, что творится вокруг? Лжецы, убийцы, воры, подлецы, богатые и бедные, обидчики и обиженные, книжники и фарисеи — все, все! Лжец и подлец и я сам, и вот он, брат мой Петр, и старый откормленный Зеведей, который, слушая о любви, думает только о своих лодках и слугах да еще о том, как побольше украсть из давильни!

Услышав это, Зеведей рассвирепел. Его лоснящийся от жира затылок стал багрово-красным, жилы на шее вздулись. Он вскочил и уже поднял было посох, намереваясь нанести удар, но почтенная Саломея успела схватить его за руку.

— И не стыдно тебе? — тихо сказала она. — Пошли отсюда!

— Не позволю распоряжаться у себя босякам и голодранцам! — громко, чтобы все слышали, крикнул Зеведей.

Задыхаясь от гнева, он повернулся к Сыну Марии:

— А ты, мастер, не строй из себя передо мной Мессию, не то — несдобровать тебе, злополучный, — и тебя тоже распнут на кресте для успокоения. Тебя самого мне не жаль, пропащий ты человек, жаль только твою бесталанную мать, у которой других детей нет.