Ровно без пяти шесть подхожу к магазину и принимаюсь слоняться перед входом с вороватым видом. Через десять минут появляется Изобел в обществе своей коллеги. Они запирают дверь и обнимаются на прощание. Ее подруга бросает на меня косой взгляд и удаляется по Парк-стрит.

– Ну, – говорю я, пытаясь держаться совершенно как ни в чем не бывало. – Куда пойдем?

– На Клифтон-Трайангл есть одно симпатичное кафе. Идемте.

Мы пускаемся в путь, держась друг от друга на благопристойном расстоянии и лавируя между группок студентов, низко опустив головы, чтобы защититься от ветра. Кафе оказывается маленьким независимым заведением, притулившимся между пиццерией и супермаркетом здоровой еды. В оформлении заметны некоторые потуги на парижский шик, что означает фотографии с эффектом сепии на стенах и диск Жака Бреля, включенный в режиме автоповтора. Почти все места в зале заняты усталыми посетителями, за исключением табуретов у витрины, на которых, склонившись над своими «Макбуками», сидят ребята лет двадцати с серьезными лицами и в футболках со стебными надписями. Дэн вполне может их знать. Мы заказываем себе латте и устраиваемся в кабинке у бара.

– Папа прислал мне эсэмэску, – говорит Изобел. – Джейми все-таки не утонул, что не может не радовать, но потерял терпение и побросал все удочки в канал, так что рыбалка на сегодня закончена. А как дела у Сэма?

– Да вроде бы неплохо. Все как всегда. Одну неделю впору караул кричать, а в следующую все хорошо. Я тут читаю книги по аутизму, пытаюсь понять, что провоцирует истерики и как их предупреждать.

– И как, вычитали что-нибудь полезное?

– Ну да, не делать ничего нового или неожиданного. Что, как вы понимаете, легче легкого, поскольку в мире никаких неожиданностей не происходит.

– На прошлой неделе Джейми разгромил гостиную, потому что начало «Ужасных историй» перенесли на десять минут. И я ничего не могу с этим поделать. Его просто переклинило на Средневековье. Раньше это был «Паровозик Томас», а теперь у нас на повестке дня пытки, осадные орудия и болезни. На прошлой неделе мне пришлось спрашивать в книжном, есть ли у них книжки для детей про Черную смерть[8].

– Сэм совершенно помешался на «Майнкрафте». Если он не играет в него, он либо читает про него, либо смотрит на «Ютубе» видео про него. Но это даже неплохо – игра его успокаивает, к тому же мы много играем вдвоем, и это здорово. В Лондоне скоро будет турнир по моделированию в «Майнкрафте», и он очень хочет поехать. Ну то есть это уже прогресс, просто огромный шаг для него. Но меня беспокоит такая одержимость.

– Но это хорошо, это ведь творчество! Джейми способен часами играть в химический набор, изобретая разные зелья. Это единственное время, когда он сидит спокойно. Я как-то спросила его, кем он хочет быть, когда вырастет, и он сказал, что алхимиком.

– Гм, а в школьную программу это входит?

Примерно в таком ключе мы и проводим тот час, который имеется в нашем распоряжении. Всякий раз, когда разговор провисает, он неизменно возвращается обратно к нашим сыновьям, аутизму и тому нечеловеческому геморрою, в который он превращает жизнь: необходимость планировать и обсуждать в мельчайших подробностях каждую поездку, бесконечные вопросы, странные заскоки, осуждающие взгляды других родителей, бесполезные советы доброхотов, долгие бессонные ночи. Но говорим мы и о том, какие смешные и уникальные наши мальчики, – о том, как они видят мир и каким образом это повлияло на наше собственное видение, об их высказываниях и о том, как они целыми предложениями запоминают всякую ерунду, услышанную по телевизору, и потом выдают ее в совершенно неподходящих обстоятельствах. Это очень похоже на сцену из «Челюстей», где Роберт Шоу и Ричард Дрейфус меряются шрамами, только в нашем случае это рассказы об истериках:

– Сэма как-то раз отправили с уроков домой за то, что он наподдал учителю в пах.

– Джейми плюнул едой в буфетчицу, а потом обмочился.

– Сэм перевернул телевизор в магазине бытовой техники, так что пришлось хватать его в охапку и рвать когти.

– Джейми запустил теннисной ракеткой в только что установленное панорамное остекление в доме моих родителей.

– Так, сойдемся на ничьей.

Изобел остра на язычок и забавна. Несмотря на все сложности, которые ей приходится переживать как матери, в одиночку воспитывающей аутичного ребенка, она – неиссякаемый источник позитива и оптимизма. Ее стакан не то что наполовину полон, он переливается через край. За стеклами очков в широкой оправе ее глаза блестят и искрятся – и я не в силах отвести от них взгляда.

– И чем ты занимаешься в свободное от работы и Джейми время? – спрашиваю я (мы уже успели как-то незаметно перейти на «ты»).

– Я же вроде бы говорила тебе, что веду клубные вечеринки? Как ты мог заметить, я питаю маленькую слабость к шестидесятым. Девичьи группы, мода, фильмы, пьесы. Все было такое новое и захватывающее, все сулило так много возможностей. У нас сейчас столько всего, столько всяких гаджетов, которые они тогда и представить себе не могли, и все равно все погрязли в цинизме и одиночестве.

– А отец Джейми, он тоже всем этим увлекался?

– Ха! Нет, совсем нет. Я даже не уверена, что он вообще любил музыку. Мы познакомились в колледже – я изучала моду, само собой, а он – телепроизводство. Он устроился на работу старшим помощником младшего подавальщика на студии в Лондоне и сделал мне ручкой. Сейчас он ассистент режиссера или что-то в этом роде.

– Я часто задумываюсь, сможет ли Сэм… ну, ты понимаешь…

– Стать помощником режиссера на телевидении и бросить свою семью?

– Нет! Я имею в виду, завязать с кем-то отношения.

– Я тоже об этом думала. Ну то есть Джейми патологически эгоцентричен, но я не знаю, это из-за аутизма или потому, что он мужского пола. Шутка. Я понимаю, ему не помешало бы мужское влияние, чтобы на практике научиться всем вашим мальчиковым штукам. К несчастью, учителя я выбрала не слишком хорошего.

– Сэму определенно нравятся девочки, но по зрелом размышлении он всегда предпочтет самолеты и все с ними связанное и «Майнкрафт». Не знаю, изменится ли что-нибудь в этом плане через десять лет. Иметь дело с людьми для него слишком сложно и утомительно.

– И я его понимаю. А ты? Что тебе нравится?

– Ох, даже и не знаю. Я восемь лет не занимался практически ничем другим, кроме работы и Сэма, так что все остальное незаметно отвалилось само собой.

Обвожу зал взглядом, пытаясь вспомнить, чем я вообще интересуюсь. Аншлаг успел рассосаться, народу в зале всего ничего. Мой взгляд на мгновение задерживается на женщине с ребенком, сидящих у окна; я совершенно уверен, что уже где-то ее видел, но никак не могу вспомнить, где именно. Может, она из моих бывших клиентов? Нет, не помню.