наша цель и есть.

Площадь Пуэрто-дель-Соль освещена кострами и стоящими по периметру факельщиками. Ритуал не должен прерываться и ночью, и от правильного освещения многое зависит. Нельзя, например, подогнать прожекторные установки — энергия реагирует на электричество не самым лучшим образом, и в пятидесяти процентах случаев вполне может произойти взрыв. Ладно, самих незадачливых любителей искусственного света разметает на куски, но может пострадать дело! Очень хорошо оплачиваемое дело!

«Стрекоза» почти бесшумный самолёт. Если летит на высоте километр, то звук его двигателя на земле уже не слышен, а если ниже, то сливается с естественным шумом ночного города — стрёкотом цикад в парках, смехом и руганью пьяных прохожих, стуком подкованных ботинок многочисленных военных патрулей.

Рычагов ведёт бомбардировщик как по ниточке, держит боевой курс. Вася чуть тронул рычаги, поправляя его, и зло щёлкнул зубами:

— Вот я вам ужо!

И вниз ушла ОДАБ, чтобы не долетев до земли разойтись невидимым туманом, а потом полыхнуть яркой вспышкой. Ударная волна догнала «Стрекозу» и отвесила мощный пендель. Паша Рычагов, прочувствовавший самолёт в памятном бою над «золотым бронепоездом», коротко выругался в переговорное устройство и выровнял бомбардировщик.

— Цель номер два!

Это запасная, на случай мощного зенитного противодействия над первой, и она прямо по курсу. Но зениток нет, как и было обещано, так что следующую бомбу можно положить на продуктовый склад, где собраны немногочисленные запасы франкистов. Тоже важная цель, хотя бомбардировка её выглядит не слишком героически.

Опять боевой курс. Откуда-то сбоку протянулась строчка пулемётной очереди. Трассеры проходят далеко — лупят наугад, для самоуспокоения и оправдания перед начальством.

— Пошла, родимая!

Работать по пулемётчикам из бортового оружия не стали. Нужно вернуться за новыми бомбами — впереди как минимум ещё три вылета, и время дороже подавленного пулемёта.

— Паша, уходим домой.

— Есть уходить домой, командир! — Рычагов в восторге, и это понятно. Море огня уплывает назад, но рёв пламени слышен даже отсюда. — А вот и наши работают, командир!

Действительно, то здесь, то там по всему Мадриду вспыхивали яркие пятна пожаров, кое-где сливающиеся в один, но большой.

— Паша, возьми чуть левее, я фотографирую.

Экипаж Красного получил почётное право отбомбиться первым, чтобы потом произвести съёмку общей работы. Для отчёта начальству, для истории, для газетчиков, что непременно появятся с самого утра.

Первыми и вернулись на аэродром. Подскочивший техник тут же протянул Василию большую кружку крепкого горячего кофе и уже раскуренную сигару. Разумеется, кубинскую «Корону» — безобидные привычки наследника-цесаревича давно не были секретом.

— А мне чаю, — попросил Рычагов. — Без лимона, но сладкого.

— Так уже, — всё тот же техник показал приготовленный термос, и предложил папиросы «Казбек». — Вот только отошли бы вы подальше от заправщика, господа офицеры.

Василий молча кивнул и пошёл к кромке лётного поля, где специально для таких случаев в землю вкопаны скамеечки и небольшой столик. Рычагов присел рядом и поставил кружку с чаем на столешницу:

— Садятся наши, командир. Вроде бы все на месте?

— Для всех рано, Нестеров последним взлетал, — ответил Красный, и тоже поставил кружку.

— Угу, — согласился Рычагов, не глядя схватив кофе. Сделал глоток и долго плевался. — Как эту горечь можно пить?

— Я же не спрашиваю, как вы с Куликовским недавно технический спирт пили. Он для таких случаев специально маслом разбавлен.

— Мы в рукомойник наливали — спирт внизу, а масло поверху плавает. Элементарная физика. Чуть пованивает новыми калошами, но если другого ничего нет…

Первая «Стрекоза» села на подсвеченную керосиновыми фонарями и редкими электрическими лампами полосу. Вера Столыпина, если судить по номеру на борту. Сразу за ней вторая и третья — это Лизавета с Катериной, и Красный вздохнул с большим облегчением. Всё же никак не привыкнет к тому, что четырнадцатилетние девушки летают на бомбёжки и рискуют жизнью. Им бы на балах блистать да в театры ходить… Только вот попробуй заставь, если жизнь дорога!

Вера Столыпина первой подошла и села рядом, подперев голову руками. Глаза с вертикальными кошачьими зрачками невидяще смотрели куда-то вдаль:

— Ты знаешь, Вася, а города бомбить страшно. Умом понимаю, что вот там внизу военные объекты, а душа принимать не хочет. Она видит дома, парки, улицы…

— Пропустишь этот вылет?

Эта реальность ещё не знает, да и вряд ли узнает про Гернику, Роттердам, Дрезден. Люди не огрубели душой и не зачерствели. Рыцарство на войне уже ушло, но до всеобщего озверения пока не докатились. И это хорошо.

— Нет, я полечу. Будет гораздо хуже, если уцелевший из-за моего страха мятежник возьмёт винтовку и выстрелит в нашего солдата.

— В наших солдат не так-то просто попасть.

— Чем меньше стрелков, тем меньше шансов на попадание.

Красный наклонился к уху невесты и прошептал:

— Вы у меня умнички, за что всех и люблю.

— Точно всех? — не поверила Вера. — А мне показалось…

— Всех одинаково, даже не сомневайся.

Второй вылет совместили по времени с артиллерийским обстрелом позиций франкистского городского ополчения, которые никто и не подумал защищать дорогими энергетическими щитами. Совсем уж без поддержки дешёвое пушечное мясо не оставили, и из глубины обороны порой бухали гаубицы немецкого производства, пытаясь вести котрбатарейную борьбу снарядами с маго-химической начинкой. Получалось плохо. Точнее, никак не получалось из-за полного отсутствия корректировщиков.

Снаряды летели куда угодно, кроме цели, и часто падали вблизи уже перемешиваемых с землёй собственных траншей и окопов. Особенностью изменённой магией отравы являлась её способность притягиваться к скоплениям живых организмов, при этом порой игнорируя законы физики. Против ветра? Значит, против ветра!

И пополз ядовитый туман в поисках добычи.

Тут уж нервы у деморализованного обстрелом ополчения окончательно не выдержали — побросав оружие люди побежали в тыл, где показалось спокойнее и безопаснее. И тут же были встречены пулемётным огнём регулярных частей генерала Франко, расположившихся во втором эшелоне обороны и не попавших под артиллерийский обстрел. Но в нескольких местах то ли пулемёты заклинило, то ли ленты не успели вовремя сменить, и паникующая живая волна прокатилась по армейским позициям, в безумном порыве не оставив после себя ничего живого.

Поговорка про скупого, что платит дважды, подтвердилась в очередной раз. Захотел скроить из блохи голенище и наменять на грош пятаков? Получи и распишись.

И вот снова ночное небо, в котором неторопливо и почти бесшумно летит невидимый в темноте самолётик. Только ориентиром служат уже не городские огни, а