По залу прокатился вздох согласия, когда участники заседания выслушали короля, и Келсон понял, что достаточно подготовил почву для последнего и наиболее трудного вопроса, который ему предстояло поднять сегодня. Это был самый важный вопрос, если учитывать перспективу, и он потребует очень осторожной подачи. Королю хотелось бы, чтобы он мог более четко изложить суть.

— Наконец, — сказал он, и несколько участников заседания неуютно заерзали на своих местах, — наконец я рекомендую вам тщательно рассмотреть вопрос внесения дальнейших изменений в Рамосские Уложения, которые почти двести лет являлись основой как нашего гражданского права, так и канонического. Я не буду даже пытаться доказывать вам, что все Рамосские Уложения следует отменить, так как этого делать, и правда, не следует. Я не стану также отрицать, что некоторые положения являются ценными и уважаемыми. Но относительно законов, касающихся в частности — давайте говорить прямо, господа — тех, кто известен как Дерини, я хотел бы попросить вас рассмотреть их наиболее внимательно.

Он обвел взглядом зал.

— Гражданское право, касающееся Дерини, постепенно менялось последние два десятилетия, по мере того, как отдельные Дерини доказывали свою ценность и преданность короне — как и было во многих случаях во время худших периодов Междуцарствия. Мой собственный отец, пусть земля будет ему пухом, осмелился исключить или внести поправки в несколько наиболее проблемных положений гражданского права, запрещавших Дерини, даже тем, которые доказали свою преданность, занимать посты или иметь титулы, или даже владеть землей, как простому крестьянину или помещику. Но я склонен считать, что некоторые положения канонического права были продиктованы скорее корыстным расчетом, нежели оправдывались неким изначальным злом, свойственным Дерини. Вы сами в течение последнего года наконец согласились, что смертная казнь не должна налагаться на Дерини, который просто хочет быть посвящен в духовный сан, поняв, что это — его призвание. Слава Богу, что выявлять отступления от этой до сих пор не вычеркнутой части Рамосских Уложений не предлагалось на практике. Сомневаюсь, знает ли большинство из вас, как на протяжении двух последних столетий обеспечивалось обнаружение будущих священников Дерини.

— А вы сами знаете, сир? — прозвучал голос из правой части зала.

— Кто это спросил? — Келсон осмотрел повернутые к нему лица. — Встань. Тебя не накажут за твой честный вопрос. Я клянусь в этом.

Мужчина в черной рясе с синим поясом Ordo Vox Dei поднялся со своего места. Келсон отметил его для себя, чтобы в дальнейшем побольше о нем узнать, а затем кивнул ему, разрешая сесть.

— Да, знаю, — тихо сказал он. — Не все детали, но мне знаком сам метод. И с этим необходимо что-то делать, ибо рука человека, а не Господа обнаруживала их и посылала на костер.

— Вам об этом рассказал епископ Мак-Лайн, сир? — спросил еще один человек, сидевший слева.

Келсон заметил его, пока тот еще не закончил говорить, и в упор посмотрел на него.

— Епископ Мак-Лайн теперь знает об этом, но не он рассказал мне. И не он уберег себя, когда был посвящен в духовный сан более двадцати лет назад.

Вот, пусть поразмыслят над этим; нужно приготовить их к тому, что и другие, подобно Дункану, смогли обойти их драгоценную систему. Келсон не смел смотреть на Арилана, который, наверное, сейчас был еще более возбужден, чем он сам.

— Я хочу сказать вам, господа, что пришло время полностью пересмотреть весь вопрос с Дерини. Пути человеческие могут быть ошибочными, в отличие от путей Господних. Бог призывает людей быть Его священниками, когда, где и как Он пожелает, независимо от того, являются ли они простыми людьми, Дерини или смесью обоих. Пришла пора снять все человеческие наказания с этого преступления, которое на самом деле никогда не являлось преступлением, и судить, подходит ли человек на роль священнослужителя, по тому, какую жизнь он ведет — а не по способностями, с какими он мог родиться или не родиться. Если вы намерены продолжать поддерживать эту безжалостную и нелогичную позицию относительно Дерини, то вы не уважаете и меня — хотя все вы поклялись защищать и поддерживать меня, как я клялся защищать и поддерживать вас. Потому что моя мать, независимо от того, с каким неистовством она это отрицает, передала мне в наследство кровь Дерини, которую я ценю не меньше, чем кровь Халдейнов, текущую в моих жилах. Молюсь, чтобы вы не забывали об этом, когда в последующие недели будете вести обсуждение.

Во второй половине дня, когда Келсон закончил свою речь, оба архиепископа обратились к синоду, и члены синода перешли во дворец архиепископа на ужин. Келсону не стало лучше, поэтому он отправился в постель сразу же после трапезы и позволил отцу Лаелу дать себе жаропонижающее, которое запил горячим и крепким рендишским бренди. Он сомневался, что простуда тут же пройдет, но уход за королем давал удовлетворение отцу Лаелу, которого всегда беспокоило его здоровье. А вообще, королю было приятно наконец лечь в кровать, да и от бренди больному горлу стало легче. После того, как он покорно выпил его, Келсон попросил Дугала помочь ему погрузиться в глубокий сон, который если и не вылечит его, по крайней мере, не даст страдать от физических неудобств всю ночь. Последним, что он слышал перед тем, как перейти в состояние, когда уже ничто не волнует, был монотонный голос Дугала, все глубже и глубже погружающий его в дрему, а также непрекращающийся стук дождя по крыше.

В Ремуте тоже шел дождь, когда тем же вечером, но позднее, Дункан, работавший у себя в кабинете, отложил перо и потер кулаками усталые слезящиеся глаза. Во время своей «болезни» на прошлой неделе он стал время от времени выполнять функции секретаря Нигеля. Иногда подобное времяпровождение казалось ему бессмысленным, часто скучным, но, по крайней мере, это занятие не позволяло ему постоянно думать о том, что может произойти в Валорете, и он помогал Нигелю. Переписывание, которым он занимался последние два дня, оказалось скучнее большинства предыдущих работ. Наконец-то он его закончил и собирался отнести принцу. Было поздно, но все-таки не настолько, чтобы Нигель уже лег спать — хотя, судя по звуку непрекращающегося дождя снаружи, кровать, вероятно, была лучшим местом в такую ночь.

Дункан позволил себе лениво зевнуть, затем отодвинул одну из тяжелых бархатных штор, закрывающих окно, и приложил лицо к стеклу, стараясь понять, насколько все-таки сильно льет дождь. Стекло янтарного цвета, конечно, несколько искажало картину, но не настолько, чтобы Дункан мог усомниться: его первоначальная оценка погоды была даже слишком благоприятной. Более того, сейчас он слышал, как струи дождя бьют по крытой листовым железом крыше.

Дункан поморщился, глядя на дождь, затем опустил штору на место, скрутил лист трубочкой, опустил ее в специальный кожаный чехол для переноски пергаментов, просунул его за пояс, затем надел отделанную мехом шапочку, перчатки и набросил на плечи тяжелый черный плащ.